Коулун Тонг

Теру Пол

— Даже не знаю, что мне делать, — выдохнул он.

И этой фразы оказалось достаточно. Остальное взяла на себя мать. Едва услышав его слова, Бетти словно бы расслабилась. Смерила его взглядом с головы до пят. Казалось, он — случайно попавшееся на ее пути странное сооружение вроде тех новых непонятных зданий на Адмиралти и Сентрал, и она ищет, как к нему подобраться: высматривает тропинку, лестницу, мост, пандус, дверь-турникет, арку — любую лазейку внутрь.

— Это все твоя кидай-катайка, верно?

Он

смолчал, и его молчание означало «да».

— Из Макао?

Вновь молчание — как кивок.

— Китаянка, мама. Ее зовут Мэйпин.

— То-то я почуяла, — произнесла она и предложила ему еще один сандвич. Он отрицательно покачал головой. Отложив пакет с сандвичами, она придвинулась поближе. — По-моему, очень милая девчурка. Закройщица, наверно?

— Швея.

— Я так понимаю… — проговорила Бетти (с легкой неуверенностью в голосе, потому что одновременно жевала), — я так понимаю, она была на том ужине с Хуном.

У Чепа отнялся язык. При напоминании об ужине в «Золотом драконе» перед его мысленным взором так и замелькали куриные ножки. Внутренности. Зубы мистера Хуна. Связанная, надрывающаяся от крика женщина.

— Вот когда все заварилось.

Начался следующий заезд. На экран вылетели лошади со спутанными гривами; к их шеям приникли жокеи; от топота копыт по дорожке дрожала земля — Чеп чувствовал пятками этот мерный топот.

Откинувшись на спинку стула, Бетти докончила:

— Когда та девушка пропала.

Чеп сделал вдох через нос — еще один знак подтверждения.

— А Фу, — сказал он, чтобы не оставить ее без имени.

— А я сказала: «Меня это не затрагивает».

Он кивнул.

— Но потом ты все-таки спросил мистера Хуна насчет пропавшей девушки.

— В некотором роде, — хрипло произнес он.

— И ничего утешительного не услышал, — продолжала мать.

Чеп поджал губы, словно силясь заткнуть себе рот. Но тщетно: так еще лучше было видно, что слова сами рвутся наружу.

— А теперь твоя подруга, эта самая Мэйпин, хочет заявить в полицию, — сказала мать.

В том, что касается интуиции, она была просто гений; даже нюх у нее был совершенно сверхъестественный — будто у зверя, который вскидывает голову, почуяв принесенный ветром издалека, неизвестно как долетевший сюда запах. Чеп осознал, что скрыть от нее даже самую малость — выше его сил; в сущности, мать даже может ему помочь — с такими-то инстинктами.

— Тут еще хуже, — заговорил Чеп. — Все имущество А Фу исчезло. Мэйпин в шоке. Вот почему я повез ее в Макао. Чтобы успокоить.

Он посмотрел на мать. Да, она ему верит.

— Она боится Хуна, — продолжал он. — Хун хочет ее разыскать.

— Он же занятой человек. Зачем ему?

— Потому что она — единственная, кто видел его с А Фу. Кроме меня, я хочу сказать. На ее глазах он уходил

из ресторана. Если она пойдет в полицию, то сможет описать, при каких обстоятельствах исчезла А Фу — а потом вся ее одежда исчезла, и вообще.

Бетти поднесла к глазам бинокль и направила его в сторону скакового круга, хотя лошадей на нем еще не было. И произнесла беззаботным тоном:

— Но она в полицию не пойдет.

— Может пойти, — возразил Чеп. — И я ее вполне пойму. Все указывает на Хуна.

Начался новый заезд. Бетти не сводила бинокля с дорожек.

— Жаль, что у меня не хватает духу на него заявить, — сказал Чеп.

— Тогда наша сделка сорвалась бы, — заметила Бетти, по-прежнему следя за лошадьми.

— Будут и другие сделки.

— Другого мистера Хуна не будет.

— Он — скот, — сказал Чеп.

— Ой, да ничего с твоей Мэйпин не случится, — произнесла Бетти, как бы утихомиривая его. — Сидит она теперь в своей квартирке.

— Нет, — запротестовал Чеп. — Мама, тут дело серьезное.

Его бесило, что она обсуждает важную тему, одновременно следя за ходом скачек — не глядя на него, то и дело подкручивая колесико бинокля… Это сбивало, вынуждало повышать голос, в особенности теперь, когда заезд близился к концу.

— Она прячется на фабрике, — сказал Чеп. — Я за нее беспокоюсь. Мама, ты меня слушаешь?

Под аккомпанемент восторженного рева на экране возникла одна-единственная лошадь — победительница; Бетти опустила бинокль и улыбнулась Чепу.

— По-моему, ты влюбился, — произнесла она.

— Ты чего улыбаешься?

Бетти показала ему билетик.

— Полная Луна. Я выиграла.

Нет, до чего же странная женщина. Всего через несколько дней ей предстоит получить свою кругленькую долю от миллиона фунтов, вырученного от продажи фабрики «Империал стичинг» в Коулун Тонге, а сегодня она выиграла двадцать шесть гонконгских долларов на скачках в «Счастливой долине» — и на радостях потеряла дар речи. Но, в конце концов, мать — суеверная язычница с китайской интуицией, а скачки — совершенный ею ритуал: ведь все дело в имени лошади. Победа Полной Луны — это знамение, предвещающее успешное завершение сделки.

Вот на что она поставила. Чеп тоже пошел ва-банк — выложил ей все, — и теперь она улыбается. Настроение у него улучшилось. Он тоже выиграл.

Они просидели в клубной ложе до вечера. Бетти приветствовала своих подруг, те увидели корзинку, и Бетти вновь начала превозносить Вана. Они съели курицу. Выпили пиво, съели пирог, опустошили корзинку. «Скачущие лошади не перестанут скакать», — пообещал китайский диктатор. Но нет — это будут уже другие лошади, Мэйпин права: «Счастливая долина» больше подходит для казней. Кончаются не только сегодняшние скачки. Кончается Гонконг.