Коварная Барбара
Шрифт:
Наконец улица преобразилась. Стало больше яркого света, появились обжитые, пригодные для нормального существования дома, на углу оказалось небольшое кафе. И я начал что-то узнавать. Это место было вблизи знаменитого Монпарнаса. Что я мог здесь делать? Так далеко от квартала, где расположен «Западный банк». Двойной коньяк, который я выпил в кафе, окончательно привел меня в чувство. Но несмотря на это, я абсолютно ничего не мог вспомнить, что же произошло со мной с середины дня до вечера.
Недалеко отсюда находилась станция
Как меня встретит Соланж? Мы уже два года как обручены. Думаю, что мы любим друг друга, но у нас разные характеры и вкусы. Мне нравится классическая музыка, она же предпочитает грохот современных модных ансамблей. Она обожает танцевать, я же терпеть не могу трястись и дергаться, как эпилептик. Она любит кино и театр. Я же – домосед, люблю лежать на диване с книгой или смотреть телевизор.
Я открыл входную дверь. Почти половину площади у нас занимает кухня. Соланж вышла мне навстречу.
Она с тревогой посмотрела на меня своими прелестными глазами, в которых всегда таилось какое-то колдовство. Не только потому, что она была очень красива. В ее лукавом личике была необъяснимая загадочность. У нее был чувственный выразительный рот, большие серые глаза, бездонные, как волшебные озера, и прелестная фигура. В общем, Соланж Маркофф быстро покорила меня, и я обожал ее до безумия.
Увидев меня, она остановилась как вкопанная. Ее рука потянулась к губам, голос, всегда страстный, низкий и красивый, прозвучал хрипло:
– Посмотрите-ка, мсье наконец дома. Он даже не опаздывает, как обычно.
Никогда она не говорила со мной таким тоном. Даже тогда, когда застала меня, обнимающего Норму Орлеак.
– Не надо так, милая. Я вижу, что опоздал на три часа.
– Три часа, бессовестный! Если это шутка, то очень глупая.
– Но я не шучу. Вместо шести я пришел в девять, а? Всего каких-то три часа.
– Ты хочешь сказать три недели, не так ли, дорогой? Теперь настала моя очередь застыть от удивления. Я продолжал настаивать:
– Три часа, дорогая. Какой-то бродяга оглушил меня и…
– Я обзвонила все больницы города. Ни в одной тебя не было.
– Конечно, меня не было ни в одной из больниц. Мое состояние не было так серьезно, чтобы обращаться в больницу.
– Но тогда, где же ты провел эти три недели?
– Погоди, погоди… Что за чертовщину ты несешь?
– С момента твоего ухода из дому прошло три недели, ты не давал о себе знать все это время и пришел сегодня вечером как ни в чем не бывало, как будто ничего и не произошло!
Я так и сел. Сделав знак, чтобы она помолчала, я спросил:
– Какой сегодня день?
– А ты знаешь, какой сегодня день?
– Первое ноября.
– Да, сейчас ноябрь, это верно, но только двадцать второе.
– Сол! Побойся Бога!
Когда меня что-то раздражает, я машинально называю ее Сол. Когда меня переполняют
– Ты говоришь «побойся Бога»… Что случилось, Сим?!
– Вот ты сейчас шутишь, а я чувствую себя прескверно. Меня ранили…
– И я тоже, Симон, чувствую себя раненой. Морально. Скажи сейчас честно, кто она? Только не надо мне врать! На сей раз это не Норма. Я проверяла. Речь идет о другой.
– Нет никакой другой, у меня только ты, дорогая. Я люблю тебя и буду любить до конца своих дней. Дай же мне сосредоточиться… если это, конечно, возможно. Я попытаюсь сообразить… Как всегда в половине девятого я ушел этим утром…
– Три недели назад!
Я пропустил ее реплику мимо ушей.
– … Пришел в кабинет, продиктовал письма и поехал в филиал «Западного банка», чтобы осмотреть повреждения у сейфа. После я вышел из банка, чтобы пойти поесть в «Роксану», но я не помню, как выходил из «Роксаны».
– Тебя там не было. Полиция обошла все злачные места, где ты бываешь.
– Полиция? Ты обращалась в полицию?
– Естественно! Я думала, что ты уже мертв. Но полиция не обнаружила ни единого твоего следа. Тогда я пошла в частное сыскное агентство. Там меня принял такой странный тип, бывший полицейский по фамилии Брессон.
Я встал, вышел из гостиной и направился на кухню, потом вошел в спальню Соланж. Она, как всегда, была тщательно прибрана. На журнальном столике аккуратно лежала объемистая кипа газет и журналов за текущий месяц. На полке тоже лежала разная корреспонденция за ноябрь. Там лежали…
Начиная с первого дня ноября до… я посмотрел на дату: двадцать второе ноября.
Не могла же Соланж сама отпечатать «Фигаро» только для того, чтобы разыграть меня. Я машинально сел на стоящий рядом диван. И оперся локтем о колено, подперев голову кулаком. Надо было успокоиться.
Нарочито ласковым голоском Соланж произнесла:
– Ты сейчас удивительно похож на роденовского «Мыслителя». Какого актера потерял мир!
– Это невероятно, невероятно! – все, что я мог сказать.
– Что невероятно, так это то, что у тебя нет более или менее удачной отговорки. Ты что, не можешь выдумать фамилию и адрес этой вульгарной девицы, под юбкой у которой ты провел эти три недели?
– Ну, пожалуйста, прекрати, черт возьми! Но… что, ты разве все еще не понимаешь, что я потерял память?!
Деланный смешок, который вырвался у Соланж, говорил, что она ничему не верит.
– Это старый прием – ссылаться на потерю памяти. Может быть, ты все же припомнишь? Или как? – ехидствовала она.
– Я клянусь тебе, что это правда! Я ничего не могу вспомнить с тех пор, как вышел из банка, а потом очнулся с больной головой в неизвестном дворе четырнадцатого округа. Поверь мне, Соланж, я умоляю тебя. У меня нет другой женщины…