Коварная искусительница
Шрифт:
Себастьян глубоко вздохнул и прижался своей грудью к груди Эммы. Его запах дразнил ее. Маркиз поднялся так, чтобы можно было заглянуть в глаза той, которую он любил. Эмма теперь дышала спокойно. Она смотрела на него с благоговением. Себастьян смотрел на Эмму не просто как на женщину, с которой он собирался вступить в брак. Он смотрел на нее как на единственную женщину на свете, которая была нужна ему.
– Вы самая лучшая женщина, которую я когда-либо встречал, – маркиз провел пальцами по щеке Эммы. – Я чувствовал в тот вечер, когда встретил вас, что вы, моя прекрасная и
– Я испортила вашу спокойную и упорядоченную жизнь? – спросила она, наматывая шелковистые пряди на пальцы.
– Вы уничтожили ее полностью. Очень странно, но мне так нравится, – Себастьян поцеловал Эмму в кончик носа. – Я ценю вашу красоту, уважаю вашу смелость, а также восхищаюсь вашей честностью. Вы самая замечательная из всех женщин, которых я когда-либо встречал. Я очень рад, что вы решили прожить всю жизнь со мной.
Теплые слова любви вились вокруг Эммы, согревая ее, будто объятия любимого. Но эти слова навевали и страх. Себастьян восхищался ее честностью? Что же он скажет, когда узнает правду о ней? Эмма же обманывала его. Даже в некотором отношении предала его. Сможет ли маркиз простить ее за то, что она ему сделала?
– Что такое, дорогая? – Себастьян потрепал Эмму по щеке. – Что-то не так?
Она должна сказать ему правду. Прямо здесь и сейчас. Но слова не приходили на ум. Эмма не могла испортить чудесное мгновение позорной правдой.
– Ничего. Ничего страшного не может случиться, пока вы любите меня, – сказала она.
Себастьян внимательно смотрел на Эмму, пока она беззвучно и почти не дыша молилась о том, чтобы он не заставил ее открыть всю правду.
– Мне пришлось потратить немало времени, чтобы понять ту простую истину, которую мне матушка вбивала в голову на протяжении долгих лет. От судьбы не уйдешь. А ты – моя судьба.
Эмма поборола страх, закравшийся к ней в душу. Сейчас она будет просто лежать в его объятиях и получать ослепительное наслаждение. А завтра можно будет посмотреть в лицо действительности.
Глава 22
– Вы хотите, чтобы деньги, которые вы заработаете в будущем, высылались Марджори Ашервуд. В дом маркиза Эндовера? – Джон Найтли глядел на Эмму сквозь очки. Круглые стекла портили его лицо, делая карие глаза широкими и придавая им выражение невинности, скрывая ум, который (Эмма знала это) у него, несомненно, был. – Ваша тетя ушла жить к маркизу Эндоверу? – спросил он.
– Да, совсем недавно. – Эмма крутила завязки ридикюля.
Пистолет, который она носила в зеленом мешочке, покоился на ее бедре. Она никуда не ходила без оружия. Особенно пока Холлингтон на свободе. И хотя они с маркизом вернулись неделю назад в Лондон без всяких приключений, Эмма продолжала думать, что Холлингтон тоже вернулся.
Эндовер настоял на том, чтобы она взяла с собой двух лакеев. Поскольку он захотел, чтобы Эмма и тетя Марджори ради собственной безопасности переехали к нему домой, она решила замести немного следы правды. Эмма не лгала Себастьяну, когда сказала ему, что ей нужно вернуться домой и уладить кое-какие личные дела. Просто
– Да, я буду жить в доме Эндовера. Завтра я выхожу за него замуж, – объявила она.
Найтли раскрыл рот, но не смог ничего сказать. Он сидел, окруженный с обеих сторон кипами рукописей, отчего казалось, что Джон Найтли сидит в миске и смотрит оттуда на Эмму Уэйкфилд. Сочетание открытого рта и выпученных глаз делало его похожим на золотую рыбку.
– Желаю счастья, – пробормотал он, поправите очки на переносице.
– Спасибо, – ответила ему Эмма. Она была рада любым пожеланиям счастья, особенно если учитывать, какое препятствие лежало перед ней.
Она слышала, как в помещении слева работал печатный пресс, выпуская на свет страницы книг. В воздухе витал тяжелый запах чернил и мокрой бумаги. Этот аромат до сих пор вызывал у Эммы волнение.
Пять лет назад она вошла в эту контору. Тогда у Эммы Уэйкфилд не было ничего, кроме рукописи романа «Провинциалка» и несбыточной надежды на то, что его напечатают. Джон Найтли нашел в этом романе художественные достоинства, и этого ока за лось достаточно для того, чтобы «Провинциалка» была издана.
– Значит ли это, что у нас больше не будет таком привилегии, как право на издание ваших романов? – Найтли откашлялся. – Или, осмелюсь надеяться, его светлость предоставит вам время для написания новых книг?
– Точно сказать не могу. Пока нет.
– Пока нет?
– Нет. – Эмма намотала ридикюль на другую руку. – Видите ли, я не сказала лорду Эндоверу о том, что занимаюсь писательским ремеслом.
– Ремеслом? – Найтли сложил руки на почтовой бумаге, лежавшей в беспорядке на столе. – Эмма, мне не надо говорить вам, как были популярны ваши романы. Мы заработали на их издании больше всего. Я не солгу, если скажу вам, что их очень будет не хватать.
– Мне тоже будет не хватать занятий писательством, – у Эммы больно кольнуло в сердце, когда она подумала о том, чтобы оставить литературу.
– Мне кажется, что вы хотите обсудить этот вопрос с лордом Эндовером, не так ли? – Найтли постучал пальцами по письменному столу. – Вполне возможно продолжать писать, не говоря ему об этом.
– Нет, я не смогла бы, – Эмма знала, что надо лишь найти подходящий момент и сказать Себастьяну всю правду. – Я считаю честность очень важным качеством. Особенно в браке.
– Честность. Да, она важна. Знаю, поэтому ожидаю того же от своей жены, – Найтли поднял подбородок и слегка улыбнулся. – Читал ли его светлость ваш последний роман?
– Он прочел достаточно, чтобы понять, что Сильвестр списан с него, – Эмма прикусила нижнюю губу.
– А вы все еще намерены сказать ему правду? – глаза Найтли, спрятанные за толстыми стеклами очков, округлились.
– Я жду, когда наступит подходящий момент. Тогда я ему все и скажу.
– Подходящий момент? – Найтли снова прижал очки к переносице. – Может, скажете всю правду вашему супругу через несколько месяцев после свадьбы? А за это время вы могли бы написать еще один роман.