Коварное бронзовое тщеславие
Шрифт:
Призрачная надежда. Черная Орхидея могла простить его участие в заговоре, погубившем ее детей. От него требовалось лишь…
Я не сомневался, что он не имеет отношения к этим смертям. Скорее всего, кузен держал его в неведении, чтобы совесть не заставила Майкона совершить неудобный поступок.
Я также не сомневался, что Черную Орхидею не интересовала его невежественная совесть. Я сам не видел никакой возможности прощения.
– Бегом, – прошипел я.
Майкон сдвинулся с места.
И мы все тоже.
Крысюки
Черная Орхидея снова исчезла. Я бы на ее месте остался рядом с Майконом. Быть может, она находилась так близко, что у него не будет шанса выдать Безме масштабы надвигающейся опасности – если ему хватит глупости попытаться.
111
Шум из фургона… Морли. Сконфуженный и несчастный.
– Гаррет, – прохрипел он. – Я не могу. По-прежнему не выношу тесные пространства. Извини.
Значит, психологически он еще не полностью оклемался.
– Я сам это сделаю. Оставь мне игрушки.
Минуту спустя я лежал в гробу. Морли закрыл крышку и натянул на нее одеяло. Я начал трястись.
У меня тоже проблемы с темными, тесными местами. И еще большие проблемы – с преждевременным размещением в гробу. Чтобы справиться с паникой, я забормотал успокаивающую мантру, которую использовал в дни войны.
Все закачалось и сдвинулось. Фургон тронулся.
О, как я надеялся, что Майкон Д. больше боится Черной Орхидеи, чем Мейнесса Б.!
Это вовсе не казалось такой блестящей идеей теперь, когда я сам вырядился в сосновый смокинг. Несмотря на все усилия, значительная часть моего сознания продолжала прокручивать моменты, которые могли пойти не так, причем некоторые идеи выглядели настолько неправдоподобно, что я поразился собственной способности воображать столь удивительные катастрофы.
Фургон остановился. Похоже, мы прибыли к двери логова магистра Безмы, в прошлом – особняка Хаузера.
Слышимость в гробу оказалась на удивление хорошей.
На прибытие Майкона отреагировали два человека. Позже я узнал, что ни один из них не был стариком с взъерошенной шевелюрой и огромной бородавкой. Первый оказался серым крысюком. Второй, человек, спросил:
– Что тебе здесь нужно, малявка?
– Это ты, Майкон? – крикнул кто-то из глубин дома. – Почему так долго?
– Меня чуть не поймали. Дважды. В первый раз – на кладбище. Ты знал, что там полно бездомных собак?
– Ты достал это? – спросил голос.
– Достал. Но…
– Превосходно. Сегдвэй, Костяк, помогите Майкону и Цыпочке. Злобный Лин, увези фургон, как только они выгрузят гроб. Оставь его не ближе чем в миле отсюда и не возвращайся.
Злобный Лин промямлил нечто, звучавшее так, словно он крайне рад возможности уехать и готов использовать ее как можно скорее.
Он явно был любимчиком богов – при условии, что Орхидия его проглядит.
Задержавшиеся
Гроб накренился и качнулся. Изножье поднялось. Я ударился головой о голое дерево. Было очень больно. Но я проявил стойкость – не рявкнул и не взвыл.
Я услышал, как фургон покатился и через несколько секунд снова остановился. Злобный Лин замер от ужаса, уловив запах, долетавший из сгустившейся темноты, где Джон Растяжка с друзьями общались со своими шпионами, обычными крысами.
Потом Злобный Лин отчетливо продемонстрировал свои намерения, сделав широкий шаг в сторону от дома, где только что скрылся гроб. С этого момента он не имеет к происходящему никакого отношения. Он исчезнет, и больше никто его не увидит. Фургон снова тронулся.
Я не сомневался, что когда-нибудь Джон Растяжка нанесет ему визит.
Чем занята Каштанка с девочками? Как и все женщины в моей жизни, за исключением Хагейкагомей, они, вероятно, оказались умнее меня и затаились. Черт, похоже, даже Порочная Мин обошла меня по сообразительности.
– Поставьте на эти стулья, – произнес голос.
Гроб накренился, качнулся и опустился на что-то зловеще заскрипевшее. Я услышал звуки, словно кто-то пытался возбужденно говорить сквозь кляп. Кивенс, причем скорее разозленная, чем напуганная.
Это хорошо, при условии, что она сможет контролировать свой гнев.
Я попробовал представить, сколько вокруг людей и где они находятся. Время полужизни элемента неожиданности крайне невелико. Мне нужно будет удерживать всеобщее внимание достаточно долго, чтобы Черная Орхидея смогла нанести удар. Но наши будущие жертвы не проявляли склонности к сотрудничеству. Хранили молчание, не выдавая себя.
Тот, кого я посчитал магистром Безмой, сказал:
– Что-то идет не так. Я это чувствую, Майкон. Ты что-нибудь видел? Что ты на нас навлек?
– Я видел крысюков.
Чистая правда.
– Они свои. Люди Злобного Лина. Дело не в них. Есть что-то еще. Но крысюки и драконы предупредили бы нас, верно?
Он говорил сам с собой.
– Мейнесс…
– Ну ладно, ладно. Ты нервничаешь. Ты расстроен. Ты на это не подписывался. Я понимаю. Но прояви чуточку терпения. Завтра будет совершенно новый день.
Раздался другой голос. Магистр ответил:
– Я могу лишь повторить то, что уже говорил. С наступлением полуночи все изменится. С наступлением полуночи я получу силу исцелить всех нас. Но не раньше.
Неразборчивый голос стал громче и раздраженнее – видимо, он принадлежал кому-то, чей раненый друг не имел шансов дотянуть до полуночи.
Начались разговоры. Произошла потасовка. Похоже, бунтарь заплатил обычную цену неудачи. Или перестал иметь значение для магистра Безмы – который, в свою очередь, отвлекся от забот по поводу нависшей над ним угрозы.