Коварный заговор
Шрифт:
Прежде чем Солсбери и Ллевелин приступили к чтению письма, Иэн уже был у ворот замка. Ему не потребовалось просить, чтобы его впустили. Люди Элинор, дежурившие на стенах, сразу узнали его лошадь и щит, и ворота перед ним распахнулись. Почти не замедляя скорости, он въехал внутрь, пересек двор, соскочил с седла и вошел в замок. В дверях большого зала он остановился, дыша почти столь же тяжело, как дышал во время боя на стенах.
— Сумасшедшая! — взревел он. — Бешеная сука! Как ты посмела выехать на поле боя! Что ты здесь делаешь?!
Элинор вскочила на
— Предатель! Трусливый пес! Мошенник! — заорала она в ответ. — Я-то думала, что еду спасать тебя. А оказалось, что едва успела спасти свою землю!
Иэн онемел от изумления, ошеломленный, правда, не столько тем, что сказала Элинор, — смысл ее слов просто не успел еще пробиться в его рассудок, охваченный бурлящей смесью измождения, ярости и облегчения, — сколько тем фактом, что она вообще повысила на него голос. Это был первый случай за последние семь месяцев, чтобы она ответила ему чем-то, кроме молчания, медоточивых рассуждений или просто извинений. Он двинулся к ней через зал, еще не зная, хочет он обнять ее, чтобы расцеловать или чтобы задушить, но уверенный, что место этой сварливой мегеры было только в его объятиях.
— Что ты здесь делаешь? — в ярости продолжала Элинор, пока он приближался. — Да после такого позора, я думала, ты постараешься исчезнуть с моих глаз.
— Какого черта ты там болтаешь? — спросил Иэн, протягивая к ней руки.
— Ты постоянно, хоть и косвенно, называешь меня лгуньей. А ты, конечно, невинный ягненок в этом смысле?! — вспыхнула Элинор, отстраняясь. — Это, конечно, не ты вступил в сговор со своим любимым братцем по клану и моим предателем-кастеляном, чтобы использовать меня в качестве наживки, дабы втянуть лорда Гвенвинвина в войну?!
Иэн поймал ее руками и привлек к себе. Ярость облегчения — чувство, очень похожее на то, какое испытывает мать, счастливо обнимающая свое чадо одной рукой, в то время как другая немилосердно лупит его за то, что он попал в какую-то опасную переделку, — покинула его. Он слишком устал, чтобы что-то еще могло разбудить его гнев, и был слишком счастлив, что Элинор, казалось, стала сама собой — нормальной и безрассудной, чтобы сердиться на ее слова. Невзирая на ее сопротивление, он крепко прижал ее к себе.
— Не говори глупостей. Последнее, чего я хочу — это войны в Уэльсе таких масштабов, чтобы привлечь внимание короля. Ты думаешь, мне хотелось бы, чтобы меня призвали сразу оба моих сеньора биться на стороне каждого из них? Клянусь честью, я не участвовал ни в одном общем с Ллевелином деле, никаком, с тех пор как уехал во Францию в прошлом году. А что касается сэра Питера, я не хотел бы сейчас пересказывать его историю. Ты слишком взвинчена и способна рубить сплеча.
Это было не слишком приятное объятие. ДосПехи Иэна были все в грязи, и он ужасно провонял. Звенья его кольчуги причиняли Элинор боль на руках и спине. Тем не менее она стояла совершенно неподвижно. Иэн мог отказаться говорить, мог действовать, ничего не говоря, но лгать он не станет, и то, что он сказал, было правдой. Она посмотрела
— Почему же ты отослал прочь моего гонца и не сообщил, где ты?
— Я не отсылал его. Это сэр Питер. В то время я был пленником. Нет! Черт! — Он прижал ее сильнее, почувствовав, что в ней опять просыпается гнев. — Я сказал, что не буду ничего объяснять по этому делу, пока ты в таком настроении. И по правде говоря, Элинор, у меня есть более настоятельные потребности, нежели месть сэру Питеру. Я немного ранен и не могу даже сказать, как устал.
— Назови меня глупой злобной ведьмой — ты поднимешься в спальню наверху или я прикажу принести кровать для тебя сюда?
— Сюда, — не раздумывая ответил Иэн, сам удивившийся тому неприятному ощущению, когда была упомянута комната, в которой его держали взаперти. Затем он улыбнулся и покачал головой в ответ на мелькнувшее в глазах Элинор беспокойство. — Не потому, что я слишком слаб, чтобы подняться по лестнице. Именно там я сидел под замком.
— В главной спальне? — удивленно спросила Элинор. Она никак не ответила на утвердительный кивок, а лишь усадила его на стул, на котором перед тем сидела, и ненадолго покинула его, чтобы распорядиться насчет ванны и кровати. Она вернулась к мучившему ее вопросу только после того, как Иэн помылся, раны его были перевязаны, и он растянулся в постели.
— Каким нужно быть дураком, чтобы додуматься запереть тебя там? — пробормотала она больше себе, чем Иэну, который уже засыпал.
— Потом, — устало произнес он, но лоб его уже нахмурился. — Это единственная фальшивая нота в его истории. Навесить в передней тюремную дверь — это дело не одного часа, и это не могло быть сделано в тот день, когда я приехал. Дверь должна быть изготовлена по размеру проема, да и сам проем нужно переделывать — это долгая песня. Следовательно, он это спланировал заранее.
— О нет, — ответила Элинор, — насчет двери ты можешь сэра Питера не винить. Она висит там со времен моего деда. У одного из кастелянов бывали припадки безумия, когда он пытался убить всякого, кто оказывался под рукой.
— И твой дед тем не менее оставил его управлять замком? — рассмеялся Иэн, и сон ненадолго покинул его.
— Кастелян тогда был уже очень стар. Замком управляли его сыновья и справлялись хорошо и с замком, и с землями, и со своим отцом. Что мог сделать дед? Ты же не станешь выбрасывать на улицу старого слугу только за то, что от старости он стал бесполезным.
— Ты права. — Иэн вздохнул, и глаза его опять начали закрываться. Но он тут же распахнул их во всю ширь. — Сэр Питер случаем не тех же кровей? — поинтересовался он. — Это могло бы кое-что разъяснить. По правде говоря, мне его действия все больше кажутся скорее безумием, чем злонамеренностью.
— Нет. Это не объяснение. Младший сын того кастеляна тоже сошел с ума и покончил с собой. Старший погиб в бою. Детей у них не было — к счастью, я думаю, — и мой дед назначил сэра Питера. Спи, родной мой. Мне кажется, сюда идут остальные, и за ними я тоже должна поухаживать.