Коварство и честь
Шрифт:
Ранним утром придут мусорщики, чтобы убрать все следы празднеств и отнести столы и стулья в ближайшие муниципальные участки.
Но уборщиков еще не было. Они тоже проводили время в кабачках, обсуждая поразительные события, прославившие угол улицы Сент-Оноре.
Улицы совершенно опустели, если не считать быстро пробегавших юрких фигурок, старавшихся держаться стен. Руки в карманах, красные колпаки надвинуты на глаза. Эти одинокие прохожие явно стараются избежать зорких глаз ночных сторожей и скользят подобно теням по грязным мостовым. Из-под какого-то стола
Это был Бертран Монкриф. Куда девался яростный Демосфен? Он превратился в загнанное, изнемогавшее от ужаса создание человеческое, повергнутое в прах огромным кулаком, который заодно спас его от последствий собственной глупости. Все еще не придя в себя, чувствуя, как ноют затекшие ноги и руки после лежания под столом, он не понимал, что происходит. Оттуда, где он лежал, почти ничего не было видно. Оставалось только гадать о судьбе своих спутников.
Все это время им владел лишь слепой инстинкт самосохранения. Скорее чувствуя, чем слыша окружающий переполох, он свернулся калачиком и лежал тихо как мышка в своем ненадежном убежище. Только молчание, длившееся целую вечность, выманило его из норы. С бесконечной осторожностью, едва смея дышать, он выполз из-под стола на четвереньках и огляделся. Никого. Ночь, к счастью, была безлунной и темной. Сама природа была на стороне тех, кто хотел прокрасться незамеченным.
Бертран с трудом встал, сдержав крик боли. Голова раскалывалась, ноги тряслись, но он умудрился добрести до следующего дома и прислониться к стене. Свежий воздух пошел ему на пользу. Апрельский ветерок охлаждал горящий лоб.
Несколько минут он оставался в одном положении, пока наконец к нему не вернулось зрение. Он вспомнил, где находится и все, что случилось. По спине пробежал ледяной озноб, ибо он также вспомнил о Регине, детях и мадам де Серваль.
Но он все еще был ошеломлен, не полностью пришел в сознание и мог только мельком подумать о том, что с ними стало.
Он снова боязливо оглядел улицу. Перевернутые столы, неаппетитные остатки братского ужина, пара все еще тлеющих жаровен… За одним столом кто-то спал, положив голову на вытянутые руки.
Бертран, превратившийся в комок нервов, едва подавил крик ужаса. Казалось, сама его жизнь зависела от того, мертв или жив этот человек. Но он не посмел приблизиться, чтобы взглянуть внимательнее. Только выжидал, все глубже забираясь в тень, не сводя глаз с неподвижной фигуры, от которой зависела, казалось, сама его жизнь.
Человек не шевелился, и постепенно к Бертрану вернулась уверенность, а вместе с ней и способность действовать. Он спрятал лицо в воротнике поношенной куртки, а руки — в карманах штанов и бесшумно, легко ступая, направился вниз по улице. Сначала он несколько раз оглядывался на распростертую на столе фигуру, но она была неестественно неподвижна. Наверное, неизвестный действительно мертв!
Наконец Бертран побежал в направлении Тюильри, не глядя ни назад, ни по сторонам, прижав локти
Через минуту незнакомец ожил, быстро встал и бесшумно побежал следом.
Главной темой разговоров во всех городских кабачках были таинственные события на улице Сент-Оноре. Очевидцы наперебой рассказывали о герое происшествия.
— Мужчина восьми-девяти футов роста, руки которого дотягиваются до противоположной стороны улицы, от дома до дома. Когда он кашляет, изо рта вырывается пламя. На голове рога, не ноги, а лапы, раздвоенный хвост.
Подобные рассказы делали Рато легендарной личностью в глазах тех, кто наблюдал его поразительную силу. Люди слушали с широко раскрытыми ртами и глазами.
Но некоторые думали, что таинственный великан был не кем иным, как прославленным англичанином. Воплощением ужаса, самим дьяволом, известным комитетам как Алый Первоцвет.
— Но как это может быть англичанин? — неожиданно вопросил гражданин Отто, хозяин «Кабаре де ла Либерте», хорошо известного заведения на площади Карусель. — Как это вдруг англичанин обманул вас, если все вы твердите, что это гражданин Рато, который… а, дьявол бы все побрал!
Отто с яростной энергией почесал лысину, что делал всегда, когда был сбит с толку.
— Человек не может быть и тем и другим одновременно, так же как два человека не могут стать одним. А, дьявол все побери! — повторил достойный гражданин, пыхтя и отдуваясь, как старый морж, бороздящий морские воды.
— Говорю тебе, это англичанин, — вскипел другой посетитель. — Спроси всякого, кто его видел! Спроси костоломов! Спроси самого Робеспьера! При виде его он стал серым… как пепел, говорю я тебе, — закончил он с большой убежденностью.
— И я скажу, — вмешался гражданин Цикаль, мясник по профессии. — У него огромная голова, бычья шея и кулак, способный свалить быка. Говорю, это был гражданин Рато! Мне ли не знать гражданина Рато?!
Для пущего впечатления он ударил кулаком по ящику, на котором стояли оловянные кружки и бутылки спиртного, и воинственно огляделся. У него был только один глаз, другой же являл ужасное зрелище. Веко было покрыто уродливыми шрамами: результат несчастного случая в ранней юности. Сейчас уцелевший глаз поблескивал торжеством и упрямством, словно его владелец вызывал на бой каждого, кто посмеет усомниться в его правдивости.
Только один человек оказался достаточно храбр, чтобы принять вызов, — сморщенный коротышка-печатник, с дубленой кожей и непокорными вихрами, падающими на высокий лоб.
— И я говорю тебе, гражданин Цикаль, — решительно начал он. — Говорю тебе и всем, что гражданин Рато тут ни при чем. И что ты лжешь. Да, — подчеркнул он, не обращая внимания на злобные взгляды Цикаля и его дружков. — Да, лжешь. Уверен, что неосознанно, но все равно это неправда. Потому что…
Он замолчал и огляделся, как талантливый актер, сознающий, какой эффект производит на публику. Крошечные пуговичные глазки часто мигали от яркого света лампы.
— Потому что?.. — хором вопросили со всех сторон.