Ковбой с Манхеттена (сборник)
Шрифт:
— Я хочу выпить, — раздался голос Муската. — Что это за отель, черт бы его побрал!
Лейтенант Хардинг прохрипел:
— Ну теперь, наконец, все в сборе, или в машинном отделении спрятался еще целый кордебалет?
— Теперь — все, лейтенант, — успокоил я. — Больше никого нет.
— Тогда я, наконец, могу приступить к своим обязанностям, — сказал он. — Все остаются на своих местах. Через пять минут я вернусь.
После того как он ушел, никто не произнес ни слова. Вулрих все еще стоял на коленях подле мертвой и по его лицу текли слезы. Глория перестала изображать обморок, потому что
Я закурил и старался не думать о весьма вероятных осложнениях — ведь Глорию могут втянуть в дело об убийстве. Внезапно она схватила Вулриха за плечо.
— Послушай, ты! — воскликнула она. — Ты что, забыл обо мне? Ведь я была той девушкой, по которой ты сходил с ума всю последнюю неделю!
Вулрих стряхнул ее руку и посмотрел на нее так, словно видит первый раз. Потом его невидящий взгляд снова перекочевал на Эллен Фицрой.
— Она была моя жена, — просто сказал он.
Следующее утро было абсолютно ясное. Огромный огненный шар солнца отражался в голубой воде гавани. Но я не был расположен наслаждаться красотами Бахиа-Мар. Стоя в телефонной будке, я вел разговор с Голливудом.
— Во вторник! — прорычал Гуггенхаймер мне в ухо.
— Вы с ума сошли, — ответил я. — Это невозможно. Хардинг всех нас прижал. Мы даже не можем покинуть пределы гавани, пока он не найдет убийцу.
— Я бы ничего не имел против, если бы он справился с этим делом до вечера понедельника, — ледяным тоном сказал продюсер.
— Невозможно, — повторил я.
Потом наступила пауза. Когда он заговорил снова, в его голосе появились такие нотки, которые, вероятно, были свойственны Джеку Потрошителю:
— Ведь речь идет о ваших двух тысячах долларов, Бойд. Мне становится смешно, когда я вспоминаю, какие лестные слова говорят о вас, как о детективе. Который, кстати, не позволяет ускользнуть ни одному доллару.
— Вот как? — с сомнением произнес я.
— Да, да, — ответил он. — Если этот недоучка-полицейский не в состоянии найти убийцу, то это должны сделать вы. — Его голос грохотал в трубке. — Ведь это очень просто для настоящего профессионала.
— Но…
— Мне совершенно безразлично, кто найдет убийцу: вы или полиция, — продолжал грохотать он. — И как бы то ни было, вы не получите от меня ни цента, если Глория во вторник не появится здесь. И не только это. Я позабочусь о том, чтобы вы попали в черные списки, и ни одна студия здесь на западном побережье не будет иметь с вами дела. К тому же у меня хорошие связи и с Нью-Йорком. И я поведаю нью-йоркцам, какой вы ленивый и ни на что не способный парень…
Я повесил трубку, так как эта словесная канонада Гуггенхаймера меня совсем не интересовала. Выйдя из телефонной будки, я столкнулся с высоким стройным парнем в дешевом костюме.
— Заботы одолели? — спросил Хардинг и злорадно усмехнулся.
— Угу, — ответил я. — Как вы думаете,
— До тех пор, пока не изобличу одного из вас в убийстве Эллен Фицрой, — небрежно бросил он. — А вы пока отдыхайте и наслаждайтесь Бахиа-Мар, Бойд. Я уже подготовил ряд временных пристанищ, где вы можете жить. Никто не вернется на борт яхты, пока дело не будет закончено. Так что, не волнуйтесь, Бойд.
— Я должен привезти Ван Равен на студию не позднее вторника, иначе не получу никакого гонорара, — ответил я. — У вас есть какие-нибудь затруднения, лейтенант?
— Если рядом со мной находится частный детектив с нью-йоркской лицензией, мои затруднения исчезнут сами собой, — ответил Хардинг с ухмылкой. — Почему бы нам не действовать вместе? Покажите провинциальному полицейскому, как нужно работать. Распутайте дело так, как показывают в телефильмах, — раз, два и готово.
— Как сегодня чувствует себя Мускат Муллинс? — спросил я, стремясь сменить тему.
— Полностью не в себе, как вы и предполагали, — ответил Хардинг, и ухмылка исчезла с его лица. — Вы правы, если он будет так продолжать, он долго не протянет. Он уже не раз проходил курс лечения, но для него это пустая трата времени. Все, о чем он может вспомнить, это то, что был пьян и играл на трубе. А между делом сходил к себе в каюту и сделал инъекцию. Все остальное исчезло из его памяти. Он утверждает, что у него всегда так.
— Может, он сам ее убил и теперь не может вспомнить об этом?
— Возможно, — недоверчиво сказал лейтенант. — Правда, я не могу себе представить, какой у него мог быть мотив, но от наркомана можно ожидать чего угодно. До сих пор мы не смогли найти орудия убийства. Я даже использовал водолаза, который обыскивает дно вокруг яхты. Если мы найдем оружие, это окажет нам большую помощь.
— А что скажете насчет телефонного звонка? — спросил я, вспомнив, что убийца позвонил в полицию. — Было бы неплохо узнать, кто звонил.
— Увы. Мы даже не можем установить, откуда последовал этот звонок, не говоря уже о том, что мы не знаем и вряд ли узнаем, кто звонил. В непосредственной близости от яхты Вулриха имеется, кажется, больше десятка телефонных будок.
— Понятно, — сказал я задумчиво.
— Но в этом деле есть пункты, на которые можно обратить внимание, — с энтузиазмом продолжал Хардинг. — Вулрих — банкрот. Он должен своим кредиторам больше денег, чем я смогу заработать за всю свою жизнь.
— Да, я слышал об этом, — подтвердил я.
— И уже месяц, как он женат на убитой.
— Это я тоже слышал, — сказал я и зевнул.
— В таком случае вы, вероятно, слышали и о том, что его жизнь застрахована приблизительно на 400 тысяч долларов?
— Нет, — об этом я не имею понятия. Я слышал только, что он застрахован.
На лице Хардинга появилось выражение удовлетворения, потому что он сообщил мне новость.
Вулрих говорил, что они запаслись такими страховками, чтобы если с одним из них что-нибудь случится, то другой не остался без средств. Во всяком случае у него был мотив для убийства, тем более что он обанкротился и его преследовали кредиторы.
— Тут есть над чем подумать, — сказал я с надеждой и, как всегда, уважительным тоном.