Ковчег 5.0. Межавторский цикл
Шрифт:
С парнем я решил говорить максимально просто и открыто. Незачем грузить его со старта взрослой серьезностью и кручеными фразами. Да и авторитетом, в случае чего, всегда можно будет задавить. Хотя как знать. Подростки в этом возрасте вообще без башни, так что ему может быть до лампочки мой «авторитет».
– Эммм… а что тут не так?
– взглянув на корабль, спросил Костя.
– Ну корабль. На мель сел, что тут такого? Вот то, что я голый и непонятно почему тут оказался, - вот это странно. А так я тоже в Меджик Дрим собирался. Магом стать хотел, вот.
– Отлично… - пробормотал я, не сводя глаз с корабля. Объяснения
– Да, а ты плавать умеешь?
– Немного, а что? У нас в интернате бассейн есть, но я в него почти не ходил. Так, когда воспиталки на мозги начнут капать сильно, - пойду. А так - нет. Да и море недалеко, но на него нас редко водили.
– Ничего, - усмехнулся я.
– Но если ты собрался куковать здесь и питаться манной небесной, - ничего. А если нет, то придется поплавать, - кивнул я на виднеющийся вдали зеленый остров и осекся.
– Стой, ты что, детдомовский?
– ошарашено спросил я Костю, совсем по-другому воспринимая его ник.
– Да, - насуплено ответил он и уже с вызовом спросил: - А что?! Жалеть станешь? Засунь себе эту жалость знаешь куда?
– Тише-тише, дружище, успокойся, - выставив перед собой руки, сказал я вспылившему Косте. Но тот не послушал. Видимо, ему просто нужно немного выговориться, и тут я его понимаю. Да и жалость - это последнее, что ты хочешь увидеть в чужих глазах, будучи сиротой. Сытый голодного не поймет. Много лучше, когда это просто принимают как данность и относятся к тебе так же, как и к любому другому, - нормально, без слезливого «мне жаль». Всем жаль. Но это уже произошло и этого не изменить. Потому не нужно ворошить прошлое и теребить старые раны.
– Мне семь было, когда это случилось. Автомобильная авария. Сбой автопилота на транспортнике. Он врезался в нас на полной скорости. Вжах!
– ударил он культей о ладонь.
– Нашу «теслу» смяло и выкинуло с автобана. Родители сразу умерли, а я почти год провел в больнице. Врачи меня по кусочкам собирали и даже почти собрали, - криво улыбнувшись, Костя махнул культей, - детальки не хватило. А потом меня выписали и отправили сразу в интернат. Тетя постаралась. Она отказалась от меня, забрав бизнес отца. Хоть лечение мне оплатила. Но, думаю, ее в суде заставили, или где там в наследство вступают?
– А…
– Чип? Родители в год вставили. Подарок на мой первый день рождения.
– Да я не о том, - растерянно сказал я, глядя на парня и удивляясь вывертам судьбы и ее «случайным» совпадениям. Я плохо помнил своих родителей. Только образы. Ни лиц, ни голоса, ничего такого. Только то, что они у меня когда-то были. У Насти же вообще не было о них воспоминаний. В своем первом приюте мы оказались, когда ей было около двух лет. Мне - девять. Может, десять.
– Сочувствую. Правда. Я сам детдомовский, с «Радуги», что за окружной. Это Москва, если что. Его еще «Цветником» называют. Слышал о таком?
– А-а-а-а… та ладно?
– удивленно протянул Костя и выкатил глаза от удивления.
– Конечно, знаю. Нас им пугают часто. Говорят, что там все плохо. Воспиталки не смотрят, в комнатах по четыре человека живете, и вообще… А я с «Жемчуга», что в Сочинском районе.
– Это который «Маленькие
– переспросил я, и парень кивнул.
– Ого! Дорого-богато тебя устроили, я скажу. А что за нас - комнаты на четверых далеко не у всех были. Чаще по восемь в одну селили - на двухэтажных кроватях спали. И тумбочка одна на двоих стояла, а шкаф на четверых.
– Офигеть! Как вы жили там?!
– Да нормально. Но это ладно. Что там на счет поплавать? До того островка дотянешь?
– Не думаю, - мотнул головой Костя, смерив расстояние от нас до ближайшего клочка суши.
– Я и с протезом бы не доплыл, а без руки и от берега не отойду.
– Да ну, ладно. Тут метров двести. Ну двести пятьдесят. Неужели не осилишь?
– Мысль о том, чтобы тащить на себе этого парня, мелькнула и удавилась в зародыше. Я не понаслышке знал о поведении утопающих и о том, что они способны в панике утопить как себя, так и спасающего их человека. Но и оставлять его здесь был не вариант. Детдомовцы так со своими не поступают. Мы можем гнобить друг друга, бить, любить или ненавидеть, но если нужна будет реальная помощь - всегда поможем другому. По-другому никак. У нас нет никого в этом мире. Мы сироты, и взаимопомощь и поддержка для нас не просто неписаное правило, а жизнь. Так что бросить его здесь я не смогу. Но как переправить его на остров не рискуя? Умирать нельзя - не просто так об этом написали целых три раза. Видимо, отголосок моих мыслей промелькнул на лице, потому что Костя обреченно спросил:
– Бросишь меня тут, да?
– Начнем с того, что я тебя не поднимал, чтобы бросать, - фыркнул я автоматически.
– Да и у тебя все еще есть вариант научиться плавать в сжатые сроки. Я тебе даже в этом помогу.
– Издеваешься?!
– обиженно и задиристо спросил парень, думая, что я все-таки его тут оставлю одного. Шмыгнув носом, он отвернулся и опустил голову на грудь.
– Нет, я серьезно. Это океан. Вода соленая, а не пресная, и держит лучше. Так что?
Костя, развернулся, поднял голову и посмотрел еще раз в сторону островов и тут же ее опустил, обхватив руками. Точнее - рукой и культей. По этому движению я понял, что там у него точно стоял хороший протез - слишком уверенно он ею двигает и чертыхается, когда несуществующие пальцы не могут взъерошить волосы. Приходится делать это другой рукой.
Вид у него был жалобный и обреченный. Даже не знаю, что из этого пересиливает. Мне даже стало совестно, что Костя обо мне так подумал. Он же сам из интерната и должен понимать… или нет. Не знаю. Скорее всего, в его интернате все было по-другому. Лайтовей и не так жестко. Хорошие условия. Образование за счет государства и стопроцентные выплаты и пособия после совершеннолетия, а не как во второсортных домах - «скажи спасибо, что тебя тут кормят», не говоря уже о выживании среди других сирот.
Реальный мир это или виртуальный, но так нельзя. Не так сразу. Почему Ковчег с первых же часов ставит перед нами такие задачи? Выбор… Хотя какой тут выбор? Только его отсутствие.
В груди защемило. Чтобы там ни говорили обо мне на той Земле, - у меня есть сердце. А тут еще и молодой парень… сирота, который мне почему-то напомнил самого себя. Да и Настя не одобрила бы, если я бы я его бросил.
Скосив взгляд на шкалу в углу, я тяжело вздохнул.
Текущий уровень бодрости 91\100.