Ковчег спасения
Шрифт:
– Я и не считал тебя неспособной, но только… Да, конечно, расстояние между нами мало, можно общаться по-сочленительски, хотя на яхте и нет необходимого оборудования. Имплантаты генерируют достаточно сильные поля, чтобы на расстоянии в несколько метров принимать сигналы без дополнительного усиления.
– Ты прав. Я просто не хотела. Но ты ведь не кто-нибудь.
– Если не хочешь, не нужно…
– Клавэйн, ты можешь заглядывать куда угодно. У меня нет психологических барьеров, мнемонических блокад, тайных разделов. По крайней мере, нет для тебя. Но слишком глубоко не смотри. Не то чтобы там было личное и постыдное, но просто… В общем, не надо.
– Думаешь, я могу не вынести
– Иногда я сама едва выношу, а ведь прожила с этим всю жизнь.
– Понимаю.
Он ясно видел внешние слои ее личности, ощущал ход ее мыслей – спокойный, неторопливый. Все на поверхности. Ничего недоступного для просмотра, ни одного чувственного впечатления или воспоминания, которое он не мог бы воспринять, словно собственное. Но под гладкой поверхностью, словно под матовым стеклом, угадывалась воющая, неистовствующая буря. Мысли, эмоции скакали и бесновались, словно детали мощной машины, пошедшей вразнос, разрывающей себя – но не находящей успокоения в самоубийстве.
Клавэйн отпрянул, ужаснувшись, – ведь его могло затянуть в эту кошмарную бездну.
– Ты понял, о чем я?
– Я всегда знал, что ты живешь с чем-то подобным. Но…
– Ты в этом не виноват. Никто не виноват, даже Галиана.
И тогда Клавэйн осознал – глубже, чем за всю жизнь, прожитую рядом с Фелкой, – чего она жаждала и к чему стремилась. Невероятно сложными играми она отвлекала неистовую бурю, ослабляла, умаляла ее ярость. В детстве у Фелки была Стена, принимавшая на себя всю силу урагана, но Стену отняли. Возможно, она развивалась бы с развитием Фелки. Или показалась бы со временем слишком мелким и простым занятием. Уже не важно. Фелка пыталась найти ей замену в головоломках, лабиринтах, загадках, способных занять беснующийся ум и даровать хоть толику душевного покоя.
– Теперь я понимаю, почему ты веришь в способность жонглеров образами помочь тебе.
– Даже если они не смогут изменить меня – а я не уверена, что хочу меняться, – они наверняка дадут мне проблему, средство занять мысли. В их морях отпечаталось так много разумов – чуждых нам, неизученных. Там скопилось огромное количество информации. Может, я сумею понять то, что не поняли другие пловцы. Возможно, принесу пользу, и даже немалую.
– Я всегда говорил: сделаю для тебя все, что от меня зависит. Но это будет непросто. Ты же понимаешь, о чем я?
– Конечно.
– Фелка…
Похоже, она достаточно увидела в его разуме, чтобы предугадать следующий вопрос.
– Я солгала. Сказала неправду, чтобы спасти тебя, заставить вернуться.
Он уже знал об этом благодаря «любезности» Скади. Но до сих пор не расстался окончательно с мыслью о том, что Скади тоже могла обмануть. Что, если Фелка и в самом деле его дочь?
– В таком случае это ложь во благо. Я в свое время взял на душу немало подобных грехов.
– Ложь есть ложь. Но я не хотела, чтобы Скади убила тебя. Мне казалось, лучше не говорить правды.
– Ты, наверное, уже давно догадывалась о моих мыслях. Меня ведь всегда интересовало, не моя ли ты дочь.
– Интерес понятен. После того как ты спас меня, между нами возникла особая привязанность. А ты сидел в плену у Галианы еще до моего рождения. Ей нетрудно было взять нужный генетический материал… – Мысли Фелки потеряли ясность. – Клавэйн, ты не против, если я спрошу кое-что?
– Между нами секретов нет.
– Когда ты сидел в тюрьме у Галианы, ты занимался с нею любовью?
Он ответил с холодной ясностью, удивившей и его самого:
– Не знаю, но полагаю – да. Я помню. Но что воспоминания значат спустя четыреста лет? Может, мне только кажется, что помню? Надеюсь, это не так… После того как
– Что было?
– Мы занимались любовью. Вначале часто и подолгу. Думаю, остальным сочленителям это не нравилось, казалось животным актом, потаканием рудиментарным инстинктам обычного человечества. Галиана, конечно, не соглашалась. Она всегда жила чувствами, наслаждалась каждым мигом бытия. Ее враги так и не поняли, что она искренне любила человечество, любила гораздо сильнее, чем они. Поэтому и создала сочленителей – не как модификацию человечества, но как подарок, обещание возможного будущего, где люди полностью раскроют, реализуют себя. А люди отвергли дар, изобразили ее монстром, сделавшим из них насекомых. Ими двигала глупость и злоба. Галиана отнюдь не считала любовь древним механизмом, результатом выделения особых химикатов в мозгу, рудиментом, подлежащим уничтожению. Она видела в любви то, что следует довести до совершенства, – подобно тому как зерно нуждается в заботливом уходе, чтобы превратиться во взрослое растение. Люди так и не поняли этого. Чтобы понять, следовало превратиться в сочленителя, иначе дела и мысли Галианы оставались непроницаемой тайной.
Клавэйн замолчал, рассматривая диспозицию своих сил вокруг «Ностальгии по бесконечности». За последнюю минуту – еще две жертвы. Но атакующая волна надвигалась неуклонно.
– Да, в мои первые дни жизни среди сочленителей мы охотно занимались любовью. Но со временем перестали нуждаться в телесной близости – разве что иногда отдавали дань ностальгии. Секс казался детской забавой. Нет, он не воспринимался как нечто недостойное, примитивное или глупое – он просто сделался неинтересным. Мы по-прежнему любили друг друга и получали удовольствие от взаимного общения. Но появилось много иных видов интимной близости. Когда можно коснуться чужого разума, войти в чужие мечты, увидеть окружающее чужими глазами, ощутить чужой кожей… отпадает всякая нужда в физическом соприкосновении тел. А я никогда не страдал ностальгией. Мы словно шагнули во взрослый мир, наполненный новыми радостями и увлечениями. И не захотели оглядываться в прошлое.
Она промолчала.
Клавэйн окинул взглядом дисплеи, считал тактические данные. Стало не по себе: не слишком ли много он наболтал? Но когда заговорила Фелка, успокоился: она все поняла правильно.
– Кажется, пора рассказать тебе о волках.
Глава 37
Наконец Вольева решилась – и оборвала паутину трубок и проводов, опутавшую тело, вытянула зонды и шунты, радуясь своей дерзости. Оставила только очки, заменявшие глаза, стараясь при этом не думать о мерзких машинах, плавающих в мозгу. Кроме них, ничто не портило настроения. Илиа ощущала себя здоровой и сильной, но знала: это иллюзия, причем очень дорогостоящая. Скорее всего, такой мощный выброс энергии будет стоить ей жизни. Но она не боялась, она испытывала лишь спокойное удовлетворение оттого, что недаром потратит оставшееся время. Конечно, можно руководить делами издали, лежа в кровати, словно престарелый понтифик, но это не по нутру Илиа Вольевой. Триумвир должна оправдать свое звание.
– Илиа? – проговорила растерянно наблюдавшая Хоури.
– Ана, помоги мне. И не пытайся отговорить, поняла?
Голос Вольевой по-прежнему казался хриплым карканьем, но сейчас в нем слышалась толика прежней силы.
– Поняла… кажется…
Илиа щелкнула пальцами, призывая ближайшего робота. Тот засеменил к хозяйке, пробираясь между стойками с пищащей и скрипящей медицинской аппаратурой.
– Капитан, пожалуйста, прикажи роботу помочь мне, проводить к доку. Надеюсь, там меня будут ждать шаттл и скафандр.