Ковчег спасения
Шрифт:
Клавэйн поразмыслил над тем, что будет, если капитан не согласится подняться в небо. На уговоры есть двадцать лет. Однако нельзя исключать, что корабль твердо решил укорениться здесь, найти окончательное пристанище, где станет памятником своему преступлению и последовавшему искуплению.
– Клавэйн? – спросила встревоженная Фелка.
– Со мной все хорошо, – заверил он.
– Выглядишь усталым… Ты нам очень нужен. Мы еще и не начали воевать, понимаешь? Все случившееся до сих пор – только начало. А теперь у нас есть оружие.
– Его мало. И по-прежнему Скади хочет им завладеть.
– Тогда ей придется сражаться.
Клавэйн оглянулся – корабль уже целиком скрылся в тумане.
– Сидя здесь, вряд ли мы сумеем оказать ей хоть малейшее сопротивление.
– Орудия можно вывезти и без «Ностальгии». Да и Ремонтуар наверняка вернется раньше, чем Скади отыщет нас. «Свет Зодиака» сумеет себя починить, ведь повреждения не были фатальными.
– Да, наверное, – согласился Клавэйн, поморщившись.
Она сжала его руку ладонями, будто желая согреть:
– Скажи, что не так? Это же ты привел нас сюда. Мы верим в тебя, мы готовы следовать за тобой и дальше. Ты не можешь отступить, бросить нас.
– Я не отступаю и не бросаю. Я попросту устал. Да, устал. Пора другим взвалить груз на плечи. Пусть они воюют. Я слишком долго был солдатом.
– Так поменяй профессию.
– Я не то имел в виду. – Старик попытался придать голосу бодрый тон. – Слушай, я не собираюсь умирать ни завтра, ни через неделю. У меня долг перед нашими людьми. Нужно поставить эту колонию на ноги. Но вот возвращения Ремонтуара я могу уже и не дождаться. Будущее имеет привычку неприятно удивлять всех, кто строит на него планы. Уж в чем в чем, а в этом я убеждался слишком часто.
Дальше плыли в молчании. Лодку изрядно качало, приходилось вилять, огибая скопления похожей на водоросли биомассы, явно реагировавшей на близость суденышка. Ее движения выглядели целеустремленными и даже угрожающими.
Но вскоре показалась земля, и лодка, заскрежетав днищем, села на камни.
Пришлось лезть за борт и брести по пояс в воде. Когда наконец, хлюпая и чавкая подошвами, Клавэйн выбрался на берег, то замерз до дрожи. Лодка казалась ужасно далекой, а контуры «Ностальгии по бесконечности» и вовсе не угадывались.
Осторожно выбирая путь между серыми лужами, так густо усеявшими берег, что он напоминал пчелиные соты, навстречу шла Антуанетта Бакс. За ее спиной на склоне высился первый лагерь – скопище палаток-пузырей на голых скалах.
Клавэйн задумался над тем, как колония будет выглядеть через двадцать лет.
На борту «Ностальгии по бесконечности» более ста шестидесяти тысяч человек. Для одного острова слишком много. Придется организовывать сеть поселений, наверное с полсотни, и центральный город на каком-нибудь острове покрупнее. Как только закончат со стационарными постройками, нужно будет браться за сооружение плавучих островов, дающих более долговременное убежище. Работы хватит на всех. Клавэйн чувствовал, что должен принять в ней участие. Но радости эта перспектива не доставляла. Имей сочленитель выбор, он предпочел бы заняться чем-нибудь другим.
– Антуанетта, – обратился он, понимая, что Фелка не узнает девушку без его помощи, – как тут дела?
– Да не сказать, что здорово. Может завариться серьезная каша.
Он шагал, глядя под ноги, чтобы не оступиться.
– А в чем дело?
– Многие купились на посулы Торна, рассчитывая попасть прямо домой, на Йеллоустон. А застрять на двадцать
Клавэйн кивнул и оперся на Фелку.
– А вы не пытались объяснить этим людям, что, если бы мы не вывезли их с Ресургема, они бы уже погибли?
– Конечно пытались. Но вы же знаете: некоторым хоть кол на голове теши. Ничем их не задобрить.
– Отчего-то я этого не предвидел. Кстати, кто-нибудь может провести нас по острову?
Фелка помогла ему выйти на участок поровнее.
– Антуанетта, мы вымокли и продрогли, – сказала она. – Надо бы согреться и обсушиться.
– Ну так идите за мной. У нас уже и чай готов.
– Чай? – спросила Фелка с подозрением.
– Из водорослей. Местный. Не беспокойтесь, от него пока никто не умер, а ко вкусу можно привыкнуть.
Кругом кипела работа: ставились новые палатки, прокладывались траншеи для силовых кабелей, – извиваясь, они тянулись от силовых генераторов, похожих на черепах. Антуанетта завела гостей в палатку, задернула полог. Внутри было и теплее, и суше, но оттого старик ощутил себя совсем замерзшим и промокшим до нитки.
Он подумал, что провести двадцать лет в таком месте – это уже слишком. Конечно, скучать не придется, но что это за жизнь, когда все силы уходят на элементарное выживание? Жонглеры образами могут оказаться интереснейшим объектом для изучения, изобилующим древними тайнами космоса. А могут и не открыться людям. На других мирах, заселенных жонглерами, люди потратили десятки лет, пытаясь нащупать дорогу к контакту. Но там аборигены оставались всего лишь вяло движущимися сгустками растительности, – впитывая информацию о разумной деятельности, сами они ее не проявляют. Вдруг окажется, что человеческая психика здешних жонглеров нисколько не интересует? Лишенное единственной радости, которую способна дать эта планета, пребывание на ней наполнится тоской и унынием. Участь Ремонтуара, Хоури и Торна, решивших нырнуть в нейтронную звезду, может показаться завидной в сравнении с бесконечной скукой водного мира.
Впрочем, через двадцать лет станет ясно, кто выиграл, а кто проиграл.
Антуанетта придвинула к Клавэйну кружку зеленого чая:
– Угощайтесь.
Он отхлебнул, поморщившись, – чай мощно и терпко пах водорослями. От пара защипало ноздри.
– Хм, я случайно не жонглера пью?
– Фелка считает, что нет. Думаю, она знает, что говорит. Ей же давно хотелось свести с ними знакомство.
Клавэйн отхлебнул еще раз.
– Ну и как, Фелка, много ты о них узнала?
Но той рядом не оказалось. Только что была в палатке, и уже след простыл.
– Почему она так интересуется жонглерами? – спросила Антуанетта.
– Верит, что они смогут наполнить ее жизнь смыслом. Когда-то на Марсе она управляла огромной живой машиной, поддерживала ее существование силой своей воли и разума. Потом люди – мои сторонники – забрали у нее машину. Фелка чуть не умерла от горя. Хотя, конечно, ее тогдашнее бытие вряд ли можно назвать жизнью в привычном смысле. С тех пор она сумела худо-бедно прийти в норму. Но все свое время посвящала поиску сущности, способной заменить ту живую машину. Она мечтала об очень сложном объекте, чьи тайны невозможно постичь в одночасье – нужен тяжелый труд и вспышки гениальной интуиции. И лучше всего, если эта сущность будет нуждаться в Фелке так же, как Фелка нуждается в ней.