Ковентри возрождается
Шрифт:
43. Разлука
Именно Наташа Кранц и разлучила меня с детьми.
– Вам пора идти! Пора! Прощайтесь!
Она отцепила их руки от моей талии и шеи и очень строго сказала:
– Сегодня вечером вы своей матери не видели, ясно?
Две милые золотоволосые головы кивнули.
– И меня вы тоже не видели.
Они снова кивнули.
– Теперь прощайтесь с матерью, ей пора.
Занозы в мозгу.
44. Солнце встает на востоке
– Пожалуйста, Яффа, милая, не
– Он же шелковый, только для нагрудного кармашка.
Поджер предложил свой, я взяла и уткнулась лицом в белое полотно. Не было сил смотреть в глаза кому-нибудь. Я бросила вызов самой природе. Я была отщепенкой, парией. Убийство – сущий пустяк по сравнению с недавним моим бесчеловечным поступком. Оставила собственных детей.
Додо сунула мне что-то в руку, тонкое, твердое, прямоугольное. Я отняла от глаз платок и увидела темно-синюю книжицу. Открыла ее и прочла свое новое имя: миссис Сьюзен Лоу, место рождения – Ноттингем. Страницы паспорта Сьюзен были заштемпелеваны визами и в Америку, и в Австралию, и в Индию.
– Ты совершил невозможное, Поджер? – спросила Додо.
Поджер дал понять, что говорить за него будет Наташа Кранц.
– Да, невозможное свершилось. – Она вручила Додо несколько листков бумаги.
Додо посмотрела на них и вздохнула:
– Чудесно, благодарю вас. Когда он отправляется?
Наташа сказала:
– Они перед нами в долгу, так что им пришлось изменить маршрут самолета, летевшего в Париж. Вы наверняка вызовете у других пассажиров крайне неприязненные чувства. Ну, где фотография?
Додо отдала Поджеру снимок, который наделал столько неприятностей. Тот попытался порвать его надвое, не сумел и положил себе на колени чуть ниже мучительно саднящих органов.
– У вас, конечно, есть копии, – сказал Поджер.
– Конечно, – подтвердила Додо. – Отправлены по почте.
– Сука долбанутая, ты развалила мою семью, да и карьеру, наверное, тоже. – В глазах Поджера сверкнули злые слезы. Он сунул фотографию в пепельницу и поджег ее. Мы смотрели, как изображение извивалось, плавилось и, наконец, свернулось трубочкой.
Додо сказала:
– Ну, Поджер, не унывай, старина. У тебя остались любовница и счет в банке, не говоря уж о том, что за тобою – правящие круги Британии. Могло быть куда хуже.
– Надо было устроить, чтобы их укокошили, – не выдержал Ник. – Никто из нас больше не сможет спать спокойно.
Я знаю, что садилась в автобус, потом в самолет; и я чувствовала, что самолет набрал скорость, взлетел, сделал вираж и взял курс на восток. Помню, я заглянула в маленькое окошко и увидела вдалеке огни аэропорта. Где-то там, внизу, были мои дети, собиравшиеся отправиться домой. И там внизу, с ними, уже далеко позади, осталась мисс Ковентри Ламберт, дочь моих родителей; миссис Дерек Дейкин, жена моего мужа; Маргарет Дейкин, изобретение моего сына; Лорен Макскай, ученица Брадфорда Кинза, и Яффа, подруга Додо.
– Куда мы направляемся? – спросила Сьюзен Лоу.
– В Москву, – неожиданно прозвучало в ответ.
45. Эдна
Свекровь Ковентри, Эдна Дейкин, лишь вполуха слушала собственного сына, Дерека: внимание ее было сосредоточено на том, что происходило на улице, где, как водится, ничего не происходило. Она видела другую женщину ее же возраста, одиноко глядящую из окна.
«А все из-за этих жутких домов, – думала Эдна, – они напустили на нас свои чары, мрачные серые чары. Почему у нас нет ярких красок, узоров, растений, что вьются по стенам, как в других странах? Разве удивительно, что нам не хочется гулять по примитивным уродливым улицам, которые для нас понастроили.
А этот новый районный общественный центр! – Эдна усмехнулась. – Отвратительное бетонное сооружение с гулким эхом и низкими потолками, вот что это такое».
Эдна посмотрела на ряды одинаковых бетонных домов, тянувшихся по холму, и почувствовала, что грудь ее неудержимо переполняется гневом. «Ничего удивительного, что ребята поломали молодые деревца, – думала она. – Они просто не могут дождаться, пока те вырастут. А эти ужасные магазины! И что за название! “Парад” – парад магазинов! Ха! Но парад – это хорошо, это праздник. На параде машешь флажком. А не покупаешь бакалейные товары. И потом, почему детям негде играть? – мысленно спросила Эдна. – Им бы все-таки стоило сначала научиться играть, а потом уж садиться на пособие по безработице».
– Мама, ты слушаешь?
Она повернулась всем неуклюжим телом к сыну. Какой же он недомерок! Как только ему удалось заполучить Ковентри, такую прекрасную, что везде и всюду все оборачиваются ей вслед? Прямо как в песне.
– Мама, ты что-то мычишь.
– Я напеваю старинную песенку: «Где ни ступит она, там прохлада долин…»
– Но мы же разговариваем…
– Нет, Дерек, вовсе нет. Для разговора нужны двое, а сейчас, как всегда, ты говоришь, а я вынуждена слушать.
– Мама! Ты, может, нездорова?
– Я здорова, насколько может быть здоров человек, у которого от скучищи мозги засохли к чертям собачьим.
– Мама! Я никогда не слышал, чтобы ты ругалась нехорошими словами.
– О, я ими часто пользуюсь, когда я в доме одна. Матерюсь как ненормальная. Обожаю это дело.
– Ты просто нездорова, да? Это все от волнений из-за Ковентри?
– Странно, Дерек, но я совсем за нее не волнуюсь. Я за нее даже вроде как рада. Жаль, что сама не сделала того же.
– Чего? Не убила кого-нибудь?
– Нет. Я про то, чтоб сбежать. Я хочу сказать: это же интересно, правда? Она может быть где угодно: в Тимбукту, в Константинополе, на краю земли, да мало ли где. Все лучше, чем жить здесь и раз в день ходить в магазин. Я пришла к заключению, что я свою жизнь ненавижу, Дерек, и теперь пытаюсь ее изменить.
– Как?
– Ну, для начала беру уроки вождения машины.
– Уроки вождения? Ты угробишься.
– Вовсе нет. Я вполне разумная женщина, и к тому же существует, знаешь ли, такая вещь, как двойное управление.