Ковпак

Гладков Теодор Кириллович

«За время маневренных действий у нас постепенно выработались свои железные законы партизанского марша. Выступать в поход с наступлением темноты, а при дневном свете отдыхать в лесу или в глухих селах. Знать все, что делается далеко впереди и по сторонам. Не идти долго в одном направлении, прямым дорогам предпочитать окольные, не бояться сделать крюк или петлю. Проходя мимо крупных гарнизонов врага, прикрываться от них заслонами. Небольшие гарнизоны, заставы, засады уничтожать без остатка. Ни под каким видом не нарушать в движении строй, никому не выходить из рядов. Всегда быть готовыми к тому, чтобы через две минуты после появления врага походная колонна могла занять круговую оборону и открыть огонь на поражение из всех видов оружия. Одни пушки выезжают на позиции, а другие тем временем бьют прямо с дороги. Главные

силы идут глухими проселками, тропами, дорогами, которые известны только местным жителям, а диверсионные группы выходят на большаки и железнодорожные линии, закрывают их для противника — рвут мосты, рельсы, провода, пускают под откос эшелоны. Там, где идет ночью партизанская колонна, — тишина, а далеко вокруг все гремит и пылает. Вступаешь в село — подымай народ на борьбу, используй для этого все — листовки, радио, агитаторов, вооружай местных партизан, учи их своему опыту, чтобы завтра, когда будешь далеко, позади тебя не затухало пламя пожаров, не умолкал грохот взрывов. Ни в коем случае не говори: «мы — путивляне», «мы — шалыгинцы», «мы — глуховцы», забудь названия своих районов. Никто не знает, куда мы идем, и никто не должен знать, откуда мы пришли. Весь народ воюет. И мы только струйка в грозном потоке народа. Пусть враг попробует найти нас». Сколь эффективна была эта тактика, можно судить хотя бы по тому факту, что выход соединения Ковпака к Днестру в первых числах июля явился для гитлеровцев полной неожиданностью! Дед настолько мастерски маскировал движение колонны, что и взорванные мосты, и пущенные под откос эшелоны, и разгромленные гарнизоны немцы приписывали местным партизанским отрядам. Более того, когда Ковпак появился у города Скалата, они приняли партизан за… небольшую группу десантников-парашютистов! Подразделение жандармов пошло на двухтысячное соединение ковпаковцев, укрывшееся на опушке леса, в психическую атаку! Их подпустили настолько близко, что можно было различить цвет глаз, и буквально скосили. Задние цепи гитлеровцев, обратившиеся в бегство, уничтожил перешедший в атаку кавалерийский эскадрон Ленкина — «Усача».

Вот краткий перечень дел, совершенных ковпаковцами в последующие несколько дней.

Взорван железнодорожный мост на перегоне Тернополь — Проскуров.

Взорваны мосты на шоссе Тернополь — Волочиск. Взорваны все мосты в Скалате и окрестных селах.

В Скалате уничтожены хлебозавод, электростанция, множество автомашин и мотоциклов, роздано населению захваченное на немецких складах продовольствие, освобождено обреченное на истребление население еврейского гетто.

В бою у леса Малинник уничтожено до 150 гитлеровцев, захвачено восемь пулеметов, много винтовок и автоматов.

Разгромлен фольварк в селе Останове, взято 200 лошадей, много скота.

С чисто военной точки зрения рейд проходил пока что успешно, но некоторые другие обстоятельства держали и Ковпака, и Руднева, и Базыму, да и весь личный состав соединения в постоянном напряжении: обстановка на территории, по которой шло соединение, была чрезвычайно сложной. Население этих районов было многонациональным, издавна здесь жили и украинцы, и поляки, и русские, и евреи. Встречались чешские поселения и хутора немецких колонистов… Гитлеровцы изощренно, используя самые подлые, провокационные методы, натравливали различные группы населения друг на друга. На пути ковпаковцев встретилось польское село, все население которого от грудных детей до стариков было вырезано бандой, организованной и руководимой гестапо. Попадались и украинские села, дотла спаленные польскими полицейскими. Два ковпаковских разведчика были подло, из-за угла убиты бульбашами. Другое отделение разведчиков пало от рук агентов польского эмигрантского правительства.

Вооруженные националисты подчас представляли для ковпаковцев б'oльшую опасность, чем немцы: они лучше знали местность, не боялись ни морозов, ни лесных чащоб, хитро маскировались при надобности под мирных жителей, располагали хорошей разведкой.

Откуда взялась эта нечисть на советской земле?

После разгрома белогвардейцев и интервентов остатки петлюровских, махновских и прочих банд бежали от расплаты за кордоны. Здесь их сразу же взяли на содержание разведки империалистических государств. Вышвырнутые за пределы СССР, но не потерявшие надежды повернуть

вспять колесо истории, «идейные противники большевизма», «борцы» за «вильну, самостийну» Украину шаг за шагом превращались в обыкновенных шпионов, диверсантов и убийц, оплачиваемых Лондоном, Парижем, Варшавой, Бухарестом. Наиболее тесная связь установилась у этих предателей с Берлином, особенно после прихода Гитлера к власти. «Вожди» объявившейся на западе «Организации украинских националистов» (ОУН): преемник Петлюры Евген Коновалец, Андрей Мельник, Степан Бандера, «Тарас Бульба» — Боровец — все они были платными агентами гестапо.

На Советскую Украину оуновцы пришли вместе с немецко-фашистскими оккупантами в качестве их наемников. Подлинной опоры в народе у них не было, да и быть не могло, но определенная питательная среда имелась — в лице притаившихся до поры до времени последышей ликвидированных в целом эксплуататорских классов: помещиков, кулаков, торговцев, а также оказавшихся на свободе обычных уголовников. Большую и всестороннюю поддержку ОУН оказало антисоветски настроенное духовенство, в первую очередь старый австро-германский агент, глава униатской церкви Андрей Щептицкий.

С помощью фальшивых лозунгов, безудержной демагогии, а также прямых угроз и насилия оуновцам удалось сколотить так называемую «Украинскую повстанческую армию» (УПА). На словах целью УПА была освободительная война против иноземных захватчиков, на самом деле — руководимая и контролируемая гитлеровцами борьба с советскими (позднее и польскими) партизанами. Особенно многочисленными вооруженные отряды националистов были в западных областях Украины, которые менее двух лет входили в состав СССР. Здесь еще сохранились в значительной степени антисоветские элементы, а население в целом было гораздо менее сознательным и грамотным, чем на остальной территории республики.

Проще простого было относиться к этим националистическим отрядам как к врагам Советской власти. Дело обстояло сложнее. В рядах тех же националистов были тысячи трудовых крестьян, искренне полагавших, что они воюют за свободу своей родины против фашистских оккупантов и мифических большевистских комиссаров-безбожников. В одном из сел бойцы головного охранения взяли в плен несколько таких «сичевиков» из сотни атамана Крука. Допрашивал их сам Ковпак. Как вспоминает Войцехович, вначале разговор не клеился, пленные «дядьки» явно опасались, что их вот-вот отправят в расход. Перед Дедом стояло несколько угрюмых, почти неграмотных крестьян с тяжелыми, заскорузлыми руками хлеборобов. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять: темные, запуганные, обманутые люди, не ведающие, кто стоит за их спиной. Они стояли перед Ковпаком молча, потупив взоры.

— Эх, темнота, темнота, — покачал головой Дед. — Ну вот хотя бы ты, — он ткнул негнущимся пальцем в сторону средних лет мужика. — Скажи, за что ты воюешь?

Тот ответил чужими, заученными словами:

— Как за что? За вольную и самостийную Неньку-Украину. За то, чтобы каждый украинец был в своей хате сам себе хозяин.

— А что, до войны в твоей хате еще кто-то хозяйствовал или ты приймак?

— Не, я хозяин.

— Сколько же земли ты имел от пилсудской Польши?

— Два гектара.

— А сколько Советская власть дала?

— С панского именья мне еще три гектара прирезали. Всего стало пять.

— А Крук откуда взялся? У него тоже земля была?

— Крук наш, тутошний. У него было гектаров пятьдесят. Советы забрали…

— Как так забрали? Прикарманили, что ли?

— Та нет, прошу пана, забрали и раздали тем, у кого земли было мало.

— Ну, это другое дело. А где той Крук был перед войной?

— В Неметчине, прошу прощения у пана генерала.

— Вот оно как! А тебе не кажется, хлопче, что у твоего батька сын был… как тебе сказать, чтоб не обидеть. Ну, малость мешком прибитый? Ты против кого воюешь?

— Против гитлеровцев.

— А я разве гитлеровец?

— Та нет.

— А как же получается? Ты воюешь против немцев, а твой Крук приехал с немецким обозом, чтобы забрать если не у тебя, то у таких, как ты, дурней свою землю. Ты что, не понимаешь, что собственными руками на свою шею ярмо надеваешь?

Пленный тупо смотрит в пол, не зная, что ответить. Но видно: в душе у него сумятица, разговор с партизанским генералом не прошел даром.

Ковпак приказал: этих пленных отпустить по домам.