Козел и бумажная капуста
Шрифт:
«Понятно, — подумала я, — перевозят наркотики. Только зачем он мне это рассказывает?»
— Специфика деятельности такова, что время от времени приходится менять способы перевозки. И вот некоторое время назад мы нашли замечательный вариант прикрытия. Мы отправляли в Финляндию произведения вашего знакомого скульптора...
— Козлятьева, — вставила я.
— Да-да, Афанасия Козлятьева. И среди этих... гм... произведений искусства тихо и спокойно ехали некоторые выбранные заранее парнокопытные...
— Подмененные, — снова невежливо перебила я.
— Видите, вы и сами все уже знаете, —
— Нет-нет, что вы! — опомнилась я. — Я многого не знаю! Но меня беспокоит то, что вы мне так много рассказываете. Видите ли, меня сегодня один раз уже пытались убить, а когда с человеком начинают разговаривать с такой пугающей откровенностью, это наводит на ужасные подозрения...
— Что вы, Анна, со мной вам не стоит этого опасаться. А рассказываю вам я все потому, что канал наш засвечен, и придется, грубо говоря, прикрывать лавочку. Найдем какой-нибудь другой безопасный способ переправки товара в Европу, и уж про это я вам рассказывать не стану! — он разразился скрипучим смехом.
— Но Козлятьев... и этот ваш Гена...
— Геннадия я уже отозвал, а Козлятьев, кажется, так ничегошеньки не понял. Эти творческие личности... все они, знаете, немного... не от мира сего.
— Значит ли это, что все козлятьевские шеде-евры, — проблеяла я, — ничего не стоят, и там, в Европе, не имеют спроса?
— Ну разумеется! Кому они нужны! Да про Козлятьева в Европе ничего и не знают!
— Но галерея Левенфельда...
— Ее нет, то есть она есть, но... нужно было, чтобы работы Козлятьева отправлялись туда регулярно, вот мы и сообщали ему, что они хорошо продаются.
— Вы не представляете, какой камень сняли с моей души! — воскликнула я и чуть не пролила кофе. — Уже сколько времени, с тех пор как я работала с Козлятьевым, меня точил вопрос, кому нужны в Европе его парнокопытные уроды? Неужели я ничего не понимаю и это — настоящее искусство? Слава тебе господи, теперь все встало на свои места. Но ведь у Козлятьева развилась мания величия! Не могу сказать, что мне его действительно жаль, но все же...
— Ничего страшного, — ворчливо ответил Павел Петрович, — он получил достаточно денег, будет на что лечиться от разочарования. Итак, поправьте меня, если я ошибусь. Стало быть, наше дело шло своим чередом, по налаженной схеме, как вдруг в системе происходит утечка информации. Кто виноват — боюсь, теперь уже мне не узнать. Возможно, все произошло по халатности моего персонала. Так или иначе, ваша бывшая подруга Алена узнала про канал перевозки товара и решила погреть на этом руки. Смелая и решительная женщина, жаль, что в детстве мама не объяснила ей, что чужое брать нехорошо, что за это наказывают, и наказывают очень сурово.
Тут Павел Петрович замолчал, наткнувшись на мой выразительный взгляд. Тоже мне, моралист несчастный! Сам-то он кто? Обыкновенный мафиози.
— Не смотрите на меня так насмешливо, Анна, — сказал старик, — я веду свои дела честно. Никого не обманываю, и если наказываю человека, то за дело. Вот вы, повторяю, не должны опасаться за свою жизнь. Старость, знаете ли, нужно и о душе подумать. Крестовоздвиженскую церковь на Пятой линии знаете?
— Д-да, — пробормотала я неуверенно.
— На мои деньги восстановлена, — гордо сообщил он, — а также часовня Ксении Блаженной...
—
— Реставрируют часовню, — коротко ответил он и отпил своего зеленого пойла.
Я опустила глаза и рассматривала кофейную гущу.
— Так вот, ваша бывшая подруга, — завел свое Павел Петрович, — она разработала план, как обогатиться за наш и ваш счет. У меня она собиралась украсть героин, а вас подставить вместо себя, то есть вы по ее плану должны были заплатить своей жизнью. Ведь это она привела вас в ту фирму?
— Да, — пробормотала я, — я искала тогда работу и еще, идиотка, благодарила ее, в кафе пригласила с первой зарплаты.
— Стало быть, все шло своим чередом, она не торопилась, следуя мудрому правилу: поспешишь — людей насмешишь.
— Она сумела как-то за моей спиной сговориться с Павлом, — говоря это, я мрачно уставилась в пустую чашку — мне было стыдно, что я оказалась такой дурой.
— Не стоит так переживать, — мягко произнес старик, — не вы первая, не вы последняя. Ваша подруга тщательно продумывала свои действия, она была осторожна и его, конечно, предупредила об этом, а вы слишком доверяли им обоим.
— Да-да, я совершенно ничего не подозревала, мне и в голову не могло прийти ничего такого! Теперь я вспоминаю, что там в ресторане кто-то из Пашкиных сослуживцев упомянул, что идея пойти в ресторан была Павла, но тогда я не обратила на это внимания. И когда он стал вести себя так по-хамски, я разозлилась, но ничего не заподозрила. А он действовал так по наущению Алены...
— Ну-ка, расскажите все по порядку, — попросил старик, — я хочу иметь полную картину.
— Я пошла в парикмахерскую, Алена знала об этом, потому что именно она по моей просьбе договорилась с мастером Люсей. Она заранее приготовила похожий костюм, чтобы меня приняли за нее. Представьте себе, я сушусь под феном в другом зале, а в это время входит женщина, замотанная полотенцем, в моем костюме, и копается в моей сумочке. Никому и в голову не придет, что это не я!
— Вот именно, — поддакнул Павел Петрович.
— Они с Павлом едут на склад в пикапчике, который раздобыли заранее. Алена прекрасно знала нашу машину, и номера тоже знала, и шофера Витьку отлично помнила, знала, как он расписывается... На складе все происходит быстро — не иначе, она сунула тетке денег, чтобы та побыстрее отправила машину.
— Тут бы им махнуть на все рукой и уезжать из города, — подхватил Павел Петрович, — но ваша подруга хотела подстраховаться, она решила действовать наверняка. Нужно было замести следы, а для этого подставить вас еще больше. Она отправляет своего сообщника спрятать машину, а сама едет в вашу фирму, делает все, чтобы охранник запомнил ее как вас, отправляет факс с вашего аппарата...
— Потом передает пропуск Павлу, — подхватила, в свою очередь, я, — а он должен положить его незаметно мне в сумочку. Но он... — тут я сообразила, что вовсе не хочу называть старому мафиози имя Вадима, и прикусила язык. Пусть думает, что Павлу удалось подложить мне пропуск в сумку. — Павел нарочно вел себя так отвратительно, чтобы я разозлилась и выгнала его из дому. А ему только этого и нужно было, рассориться со мной, чтобы я дала ему спокойно уйти из дома и не разыскивала в субботу и воскресенье.