Козел и бумажная капуста
Шрифт:
— Все верно, — заметила я, улыбаясь.
— Чему ты смеешься? — нахмурился Вадим.
— Таким ты мне больше нравишься, — честно ответила я.
— Да? Ну ладно, — довольно равнодушно ответил он, — значит, в милиции будет его слово против твоего, и ему, конечно, поверят больше.
— Да я вовсе не собираюсь обращаться с этим в милицию! — возмутилась я. — Ты что же думаешь — я сама себе враг? И так уже капитан Быков имеет на меня огромный зуб и глядит с подозрением!
— Ну, положим, он на всех глядит с подозрением, у него работа такая — всех подозревать, —
— А если еще признаться, что Павла убили в моей квартире, то он меня точно из милиции не выпустит, сразу в камеру определит! Будешь передачи носить?
— Буду, — не задумываясь, ответил Вадим, — буду обязательно, но лучше не надо.
— Ну, и что делать? Ждать, когда тот тип снова позвонит, и отдать ему записную книжку? Мне ведь она больше не нужна, адрес Скавронской мы и так знаем.
— Постой! — воскликнул Вадим снова слишком громко, так что официантка без вопросов решила принести нам кофе. — Он, этот тип, как раз и хочет получить записную книжку, чтобы никто не увидел там адреса Лидии Андреевны Скавронской! Да он и Павла-то убил только за то, что тот об этом знал!
— Чего там он! Говори уж — шеф! — сказала я. — Ну да, ты прав, сначала он убил Скавронскую, потом, испугавшись, что Павел может его выдать, он убил Павла. Но совершенно случайно того блокнота, где был записан адрес Скавронской, у Павла не оказалось, он выронил его в деревенском доме в поселке Зайцево. И тогда он решил шантажировать меня убийством Павла, чтобы я отдала блокнот. Знаешь, как-то глупо он действует! Да еще позвонил мне туда, в архитектурную мастерскую, по местному телефону! Он-то хотел, чтобы я испугалась, что он все про меня знает и держит под колпаком, а я как раз не испугалась, а подумала, что либо он звонил снизу, от охранника, либо он — сотрудник фирмы. Постороннему человеку от тамошнего охранника позвонить невозможно — это такой мерзкий тип, он людей вообще не впускает, а не то что позвонить даст. Таким образом, шантажист сам подвел меня к мысли, что он — шеф. Как-то странно все это...
— А может, он не глупый, а просто очень наглый, уверен в своей безнаказанности, вот и не обращает внимания на такие мелочи. Сама же сказала, что сдавать его милиции тебе нет никакого резона. Он тоже прекрасно это понимает!
— Что будем делать? — спросила я, отпивая горячий кофе.
— У меня такое впечатление, что он очень торопится, оттого и не следит за конспирацией, — продолжал Вадим, не слыша вопроса. — Что-то должно в ближайшее время случиться помимо того, что случилось с тобой. Это может быть связано только с теми найденными бумагами... Вот бы узнать, что там такое было, в этом старом конверте...
— Совершенно ясно, что так переполошиться можно только из-за денег, — сказала я, стараясь дать понять Вадиму, что я тоже умею думать. — Шеф неплохо владеет немецким. И он мигом въехал, что ценного может быть в тех бумагах. Может, дедушка покойной Лидии Андреевны Скавронской закопал где-нибудь сокровища?
— Скорее, положил деньги в какой-нибудь банк, — протянул с сомнением Вадим.
— Ну да, ведь говорила же Елена Вячеславовна, что Федор Скавронский
— Когда она это говорила? — встрепенулся Вадим.
— Как — когда? Тогда, в квартире своей тети, когда ты суетился вокруг нее с лекарствами...
— Надо бы еще с ней поговорить... Может быть, она вспомнит что-нибудь интересное...
— Только не сегодня, — испугалась я, — на сегодня мне этой семейки более чем достаточно. Да и они пускай от нас отдохнут маленько... И вообще, завтра у меня тяжелый день — надо готовиться к похоронам Павла, а послезавтра и того труднее.
— Я могу помочь? — после некоторых колебаний осведомился Вадим.
— Думаю, что нет, — просто ответила я. — Есть люди из фирмы, они этим занимаются. Не нужно, чтобы нас видели вместе.
Мы поехали домой, там я долго висела на телефоне, разговаривая с разными людьми, среди которых оказались какие-то родственники Ольги Павловны, приехавшие из провинции. Они благородно взяли на себя все хлопоты по поводу поминок, а мне оставили только общение с сотрудниками фирмы. Вадим только раз попросился к телефону, чтобы позвонить Елене Вячеславовне. Потом я легла и тут же заснула, как провалилась. Но через некоторое время меня разбудили. Кто-то легонько поглаживал меня по щеке и звал:
— Аня, Аня, проснись!
Вынырнув из тяжелого сна, я по голосу узнала Вадима. Ну наконец-то его проняло! Не открывая глаз, я попыталась сообразить, хочу ли немедленной с ним близости или нет. Получалось, что ничего я не хочу, а дико хочу спать. Но, как, однако, объяснить ему это, чтобы не обиделся? Все-таки я уже несколько дней торчу в его квартире, человек помогает мне в моих делах в ущерб своим... И вообще, он отнесся ко мне со вниманием, и даже заботится...
— Анна, открой глаза! — прозвучал требовательный голос.
— Да, дорогой, — я сделала вид, что только что проснулась, — что случилось?
— Я вот тут думал... мы должны устроить ему ловушку! Застать на месте преступления и сфотографировать! Тогда у нас появится против него компромат!
— Всего-то, — я откровенно зевнула.
— Нужно бить врага его же оружием!
— Совершенно с тобой согласна. Только давай сделаем это завтра утром. — Я повернулась на бок.
— Извини... я совсем не спал, все думал...
— А ты спи, — я сделала над собой усилие и села, потом обняла его за шею и поцеловала в обе щеки: — Спокойной ночи, дорогой, приятных сновидений!
Он сказал что-то ласковое, но я уже не слышала, что именно.
— У вас есть молоко «Митя»? — мрачно спросил Семен Петрович у завитой блондинки средних лет, величественно возвышавшейся за прилавком.
— Что? — удивленно спросила продавщица. — Какое молоко? «Митя»? Такого нет!
И недовольно отвернулась от мрачного покупателя. Семен Петрович надулся, побагровел и вышел из гастронома. Это был уже третий магазин, в котором он спрашивал молоко «Митя», и везде ему отказывали. Правда, с первым магазином он немного оплошал, по ошибке зашел в хозяйственный, но зачем же было хамить...