Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
разновидность индийских шахмат, в которых главными фигурами были тигры и
собаки, а пешками служили зайцы и петухи Это была жизнь, о которой мечтал
каждый харакун в несметном войске Бату-хана, но не всем суждено было стать
тысячниками.
Прошло довольно много времени, полки продолжали углубляться в
непроходимые дебри по едва заметной дороге, ведущей неизвестно куда. Кадыр
сунул руку в чувал и вытащил аяк- чашу для питья, вырезанную из березового
наплыва, затем
припал к краям, словно не пил несколько дней, на самом деле он решил
заглушить чувство страха, которое поселилось в груди, как только отряд
обступили стволы деревьев с цепким кустарником, старавшимся порвать одежду
или расцарапать открытые участки кожи до крови. Затем наполнил аяк еще раз и
поднес к губам, ощущая нутром пенную жидкость, начавшую играть в желудке, и
в этот момент в плечо тысячника, открытое сдвинувшимся круглым щитом, впился
наконечник стрелы. Кадыр взвыл от неожиданности, он скосил глаза на грубо
обструганный прут, увидел, как быстро набухает кровью рукав халата в том
месте, куда воткнулся наконечник. Выронив аяк, он рванул свободной рукой
стрелу из тела и закричал от боли, забыв о том, что она могла быть не
последней. В тот же миг еще две стрелы не пролетели мимо него, одна
запуталась в густой гриве лошади, не причинив ей большого вреда, а вторая
скользнула по доспехам кипчака. Кони ордынцев вставали на дыбы, пытаясь
сбросить визжащих всадников, они сшибались друг с другом, не зная, в какую
сторону направить бег. Дорогу обступал сумрачный лес, ощетинившийся тысячами
острых веток, а спереди и сзади образовался затор, пробиться сквозь который
не представлялось возможным.
– Байза!!! – крикнул Кадыр, и повторил, выбросив здоровую руку вверх. –
Байза!!
Но его никто не слушал, каждый стремился спасти жизнь всеми доступными
способами. Кадыр привстал в стременах, пытаясь определить, откуда стреляет
противник, но сделать этого было уже нельзя, стрелы посыпались со всех
сторон, и чем сильнее воинов охватывала паника, тем гуще становился их рой.
Тысячник обломал с жутким ревом стрелу и швырнул ее под ноги коню, отбросив
мысль о щите как бесполезную, он рванул уздечку на себя и полез напролом, стараясь втиснутся в гущу сипаев.
– Байза!!! – снова закричал он по монгольски, оттесняя соплеменников на
обочину дороги. – Приникайте к лошадиным крупам, не давайте урусутам
стрелять прицельно!
Кто-то прислушался к его голосу, упав на холку коня, кто-то змеей
скользнул под пузо четвероногого друга, ухватившись руками за попоны под
седлами, с десяток кипчаков спешились и начали стрелять из луков в
нападавших,
сулицы, разившие не только воинов орды, но и лошадей. Снова паника, начавшая
было спадать, бросила людей и животных друг на друга, смешав их в единый
клубок, внутри которого хозяйничала смерть. Никто не хотел оставлять дорогу, боясь углубляться в кошмар из зарослей кустарника и переплетений древесных
стволов, за каждым из которых чудился громадный урусут с острым ножом. Чтобы
усмирить смятение, Кадыр начал с силой хлестать трехвостой плетью с тугими
узлами на концах по лицам и спинам подчиненных, не переставая осыпать их
грязными ругательствами. Он не жалел сипаев, умирающих на его глазах, он
боялся за свою жизнь и за то будущее, о котором так долго мечтал. Если отряд
вернется назад, не выполнив обещания, если воины погибнут в проклятом лесу, а дьяман кёрмёсы, слуги Эрлика, снова обойдут его строной, этого ему не
простит уже никто, даже соплеменники. И тысячник коршуном набрасывался на
воинов, забыв о безопасности, он отскакивал назад и снова замахивался
плетью, свитой из сыромятных ремней, понимая, что без подчиненных он ничего
не значит. Необузданная ярость, которую часто применяли татары и монголы к
воинам других национальностей, принесла плоды, из клубка стали вырываться
всадники со зверским выражением на залитых кровью лицах, они вынимали из
ножен кривые сабли и бросались вглубь леса. Скоро оттуда донеслись звуки
боя, начавшегося в разных местах, они усиливались, стягиваясь к одному
месту, видимо, урусуты не бросали своих в беде, бросаясь им на выручку.
– Уррагх!!! – закричал Кадыр на монгольский лад, заменив плеть на
клинок и показав им в сторону леса. – Уррагх, кыпчак! Яшасын!!!
Всадники стали один за другим исчезать среди ветвей, было видно, как
борются они со страхом, искажавшем черты их лиц, как натягивают тетивы луков
раньше времени, не увидев противника, но начало отпору было положено. Кадыр
заметил, как спешат на выручку сотни, ушедшие вперед, и как подтягиваются
отставшие полки, они сходу устремлялись на звуки боя, издавая боевые кличи.
К нему по дороге приближался джагун Джамал, за ним торопились его воины, на
скаку обнажая оружие. Тысячник хотел уже смахнуть со лба обильный пот, как
вдруг почувствовал, что его голова отделилась от тела и полетела вперед, он
машинально натянул уздечку, стараясь удержаться в седле, и в следующее
мгновение понял, что это воткнулась в сетку, защищавшую шею, очередная