Козьма Прутков

Смирнов Алексей Евгеньевич

И в самых пустых головах любовь нередко преострые выдумки рождает.

И, наконец, все увенчала жизненная мудрость:

Светский человек бьет на остроумие и, забывая ум, умерщвляет чувства.

Тем не менее надо думать, что с возрастом чувства Козьмы Петровича не иссякли, а напротив — предметов, их возбуждающих, только прибавилось. По неизвестным для нас причинам (скажем, из опасения вызвать ревность несравненной Антониды Платоновны) автор не поместил в «Полное собрание сочинений» чисто прутковское стихотворение «Простуда», обращенное по-юношески пылким шестидесятилетним лириком к некой Юлии. Ее силуэт, когда-то мелькнувший в окне, по-видимому, заставил поэта в холодную пору раздетым выбежать из дома. Ему некогда было кутаться в альмавиву — Юлия могла ускользнуть. А в споре между испанским плащом и дамой неизбежно побеждает амур. Спустя годы это впечатление воплотилось в слове.

Восполняя образовавшийся пробел, приводим упомянутые стихи.

ПРОСТУДА

Увидя Юлию

на скате Крутой горы. Поспешно я сошел с кровати, И с той поры Насморк ужасный ощущаю И лом в костях, Не только дома я чихаю, Но и в гостях. Я, ревматизмом наделенный, Хоть стал уж стар, Но снять не смею дерзновенно Папье файяр.

Не лишне пояснить, что «папье-файяр — пластырь д-ра Файяра, употреблявшийся от простуды, ревматизма и пр.; считалось, что он самостоятельно отпадает по выздоровлении больного, а до того снимать его нельзя» [105] . Отсюда следует, что поэт успел состариться с тех пор, как увидел Юлию: значит, он увидел ее еще молодым; значит, еще тогда он подхватил свой ревматизм и пронес его через годы, ибо папье-файяр, увы, никак не отпадал…

¹⁶…одним влиятельным лицом… — Предположительно Владимиром Михайловичем Жемчужниковым — самым заботливым опекуном Козьмы Пруткова.

105

Козьма Прутков.Полное собрание сочинений. М.; Л., 1933. С. 550.

¹⁷…начальника Пробирной Палатки… — Этот комментарий посвящен статусу Пробирной Палатки и ее директора. Передаем слово дореволюционному экономисту и финансисту А. Н. Гурьеву. По просьбе исследователя П. Н. Беркова он объяснил ту роль, которую Пробирная Палатка и ее директор играли в системе Министерства финансов. По-видимому, Берков удивился тому, как мог «дурак» заведовать департаментом: нет ли тут натяжки со стороны опекунов? Но суть в том, что Прутков заведовал не департаментом, а всего лишь Палаткой, входившей в департамент горных и соляных дел Министерства финансов.

В своем письме к Беркову (1933 год) Гурьев отмечает буквально следующее: «В старом министерском строе назначались директора только департаментов, „дураками“ они не были. Прутковской компании нужен был „авторитетный дурак“, и замечательно правильно и остроумно остановили они свой выбор на директоре Пробирной Палатки. Уже словесный состав этого названия умаляет в глазах читателя „директора палатки“, а для людей, знакомых с бюрократическими учреждениями, оно било не в бровь, а в глаз. Дело в том, что почти в каждом министерстве, помимо учреждений, входивших в состав центрального управления, имелись еще особые учреждения, тоже центрального характера, но с функциями чисто исполнительными. Они не занимались самым главным делом министерств (и, следовательно, директоров департаментов) — проектированием законов, а вели заведенное дело. В Министерстве финансов такими учреждениями были „Пробирная Палатка“ и „Комиссия погашения государственных долгов“. Оба учреждения находились на Казанской улице в казенных домах, с огромными квартирами для начальствующих генералов. Директорами этих учреждений делали заслуженных дураков, которых нельзя было пропустить в директора департаментов. Генеральский чин, большой оклад содержания и огромная квартира в восемнадцать комнат, разумеется, делали этих заслуженных дураков весьма авторитетными» [106] .

106

ЦГАЛИ. Ф. 639. Оп. 2. Ед. хр. 7. Л. 107.

Исполнительская деятельность Пробирной Палатки состояла в испытании и клеймлении золота и серебра (установление проб). На всю Россию, начиная с 1861 года, Пробирных Палаток было две: в Петербурге и в Москве. На должность директора Санкт-Петербургской Пробирной Палатки Пруткова Козьму Петровича определил Владимир Михайлович Жемчужников. Считается, что он (таинственный «покровитель» из прутковских мемуаров) достоверно знал, что в то время этим почтенным учреждением руководил не важный генерал, а скромный обер-контролер проб, и потому шутка могла остаться безнаказанной. И только в 1882 году, когда был принят новый пробирный устав, образовали пробирные округа с крупными чиновниками во главе. Об этих генералах, видимо, и говорит Гурьев.

Справочник «Весь Петербург» за 1900 год сообщает, что в доме 28 по Казанской улице находится не Пробирная Палатка, но «Санкт-Петербургское окружное Пробирное Управление» во главе с действительным статским советником горным инженером Яковом Николаевичем Ляпуновым [107] . Так что Пробирная Палатка оказалась учреждением весьма перспективным — выросла в целое Пробирное Управление. Однако произошло это уже после сорокалетнего директорства в ней Козьмы Пруткова.

107

Жуков Д. А.Козьма Прутков и его друзья. М., 1983. С. 314.

¹⁸Фаддей Булгарин и Борис Федоров… — Начнем с первого.

Фаддей Венедиктович Булгарин (1789–1859) представлял собой тип человека, удачно

устроившегося при литературе. Он — журналист, сочинитель пухлых романов (общий объем его «Дмитрия Самозванца» и «Ивана Выжигина» переваливал за две с половиной тысячи страниц), редактор самой популярной в России правительственной газеты «Северная пчела», журнала «Сын Отечества». Его благонамеренность дошла до того, что он считал своим патриотическим долгом кропать доносы на писателей. В историю русской литературы Булгарин вошел прежде всего как доносчик, враг Пушкина. Между тем его отношение к поэту претерпело эволюцию. В 20-е годы он хвалил Пушкина денно и нощно. Перелом произошел в 1830 году. Если в начале года в связи со стихотворением «Дар напрасный, дар случайный…» Пушкин был признан поэтом «гениального вдохновения», то уже в марте в статье «Анекдот» Булгарин обрушивается на своего оппонента. Тому было несколько причин. Во-первых, в издававшейся А. А. Дельвигом «Литературной газете», где первую скрипку играл Пушкин, анонимно вышли критические разборы булгаринских романов. Автор счел, что это дело пушкинских рук. Но главная обида состояла в несносной эпиграмме, которая просто припечатывала Булгарина как личность.

Не то беда, что ты поляк: Костюшко лях, Мицкевич лях! Пожалуй, будь себе татарин, — И тут не вижу я стыда; Будь жид — и это не беда; Беда, что ты Видок Фиглярин.

Сам же Булгарин и опубликовал эту ходившую по рукам эпиграмму в своем журнале [108] , заменив «только» гротескное имя Видок Фиглярин на подлинное: Фаддей Булгарин — и тем самым явив технику классического подлога.

В сопроводительной заметке редактор ернически уведомляет: «Желая угодить нашим противникам и читателям и сберечь сие драгоценное произведение от искажений при переписке, печатаем оное». Таким образом, скромно упомянув о своем благородстве (мол, мы — люди широких взглядов, в своем журнале мы и врагам нашим рады), из лучших побуждений (дабы не вкрались искажения), Булгарин печатает пушкинскую эпиграмму, но: во-первых, открыто назвав в ней свое имя, то есть переведя текст из образного в оскорбительный; а во-вторых, опустив венец эпиграммы: поименование Видок Фиглярин— образ, в котором и содержится вся моральная оценка личности Булгарина. Фигляр— штукарь, фокусник, ловкий обманщик, подтасовщик, двуличная тварь. Отсюда сатирическая фамилия — Фиглярин. А кто такой Видок? По наблюдению В. В. Набокова, «имеется в виду Франсуа Эжен Видок (1775–1857), глава французской тайной полиции, чьи поддельные мемуары пользовались такой огромной популярностью…» [109] . Фамилию командира всех доносчиков Франции Пушкин превратил в имя главного доносчика русской литературы. Здесь убийственно все: Фаддей Булгарин — Видок Фиглярин. Оба — и Фаддей и Видок — символы показной благонамеренности; оба — кумиры публики, авторы тогдашних «бестселлеров», и оба — полицейские агенты.

108

Сын Отечества. 1830. № 17.

109

Набоков В. В.Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина. М., 1999. С. 760.

В связи с пушкинской репликой поэт Антон Дельвиг заметил: «Эпиграммы пишутся не на лицо, а на слабости, странности и пороки людские. Это зеркало истины, в котором Мидас может увидеть свои ослиные уши потому только, что он их имеет на самом деле» [110] .

Булгарина, однако, такое разъяснение не утешило. В своем якобы пересказе из «английского журнала» того, что происходит во «Франции», — в «Анекдоте», построенном на подлых аллюзиях, Булгарин сообщает: «В просвещенной Франции (читай: в России. — А.С.), <где> иноземцы, занимающиеся Словесностью (читай: поляк Булгарин — писатель, журналист, редактор. — А.С.), пользуются особым уважением туземцев (русских читателей. — А. С.),появился какой-то Французский стихотворец (Пушкин; обыгрывается его лицейское прозвище — „Француз“. — А. С.),который, долго морочив публику передразниванием Байрона и Шиллера (хотя не понимал их в подлиннике), наконец упал в общем мнении, от стихов хватился за Критику („Эпиграмма“ на автора „Анекдота“. — А.С.)…» А далее по законам классического подлога свои грехи Булгарин приписывает оппоненту, утверждая, что «сей француз» — ничтожный виршеплет, «у которого сердце холодное и немое существо, как устрица», что он — «пьяница, доносчик и нечист на руку за карточным столом» [111] . Одного этого пассажа достаточно для того, чтобы представить себе моральный облик обличителя. Вслед за трусливым географическим маскарадом идет бездоказательное огульное обвинение Пушкина в «передразнивании» «Байрона и Шиллера», хотя до этого он величался поэтом «гениального вдохновения». И, наконец, клеветнический веер пороков, раскрытый рукою опытного шулера, понаторевшего в подтасовках и передергиваниях.

110

Пушкин А. С.Полное собрание сочинений: В 10 т. Л., 1977.Т. III.С.453.

111

Набоков В. В.Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина. М., 1999. С. 760–761.