Козырной стрелок
Шрифт:
А раз так, то дело уже даже не в золоте. Дело совсем в другом. Дело в хрупких шейных позвонках. И в Иванове. Который так легко их ломает. Который так же легко ломает переносицы и кадыки. Который, стреляя, всегда попадает в цель. А самое главное, появляется там, где его не ждут. И, сдел3 дело, уходит незамеченным.
Дело в Иванове!
Пока есть Иванов, денег не будет. Теперь это очевидно. И спокойной жизни не будет! Пока будет Иванов, вообще ничего не будет. Потому что он сила! Потому что от его руки уже погибло два десятка братанов и погиб Шустрый. И почему этот список не продолжить ему,
Отсюда для него, для Папы, есть только два выхода.
Первый — найти Иванова. И убить его.
Второй — найти Иванова. И договориться с ним.
Но потом все равно убить, дождавшись, когда он подставит ему незащищенную спину.
Но и в том и в другом случае — договориться с ним или убить его — его следовало, как минимум, найти.
Глава 22
— Ты уверен, что он не подведет?
— Совершенно. Я ручаюсь за него. У него хорошее, по настоящему пролетарское происхождение. Я помню его родителей еще по машиностроительному заводу имени Урицкого. А потом по фабрике Клары Цеткин. Отец всю жизнь работал кузнецом, а потом был избран коллективом на должность секретаря партийной организации цеха. Мать работала в тех же цехах, что и он, уборщицей производственных помещений. Он коренной пролетарий.
— Хорошее происхождение, — согласился товарищ Прохор. — Но только сегодня пролетарское происхождение мало чего стоит. Они, — показал он пальцем на работающий телевизор, — тоже из пролетариев. А кое-кто даже из потомственных партийцев. И тем не менее продали завоеванную в борьбе страну рабочего класса и трудового крестьянства.
Я не могу оспаривать классиков марксизма-ленинизма, но сегодня, как мне кажется, классовый подход утратил свои бредовые позиции. Сегодня классовое расслоение не имеет таких резко очерченных граней, как раньше. Я не могу с полной уверенностью отнести к пролетариям человека, работаю-г0 на станке, со своими сыновьями, но в собственной их Терской. Они трудятся по двенадцать часов в день, но на себя, и таких теперь много.
— Таких работников можно признать артелью и причислить к пролетариату, — предложил выход Федор.
— Нельзя. Они не наемный труд. Они собственники своих средств производства. И значит, хозяева. То есть совсем другой, противоположный пролетариату класс.
— Тогда пусть будет отец буржуй, а дети пролетарии.
— Опять нет. Они являются совладельцами средств производства. И наследниками средств производства. Пусть даже в настоящий момент их угнетает хозяин-отец.
— Тогда не знаю.
— Вот я и говорю. Границы, определяющие классовую принадлежность, размылись. Сейчас иной священник более сознателен в отношении к сложившемуся положению дел, чем обуржуазившийся люмпен-пролетарий. Мы не можем теперь ориентироваться на один только классовый подход. Классовый подход устаревает, как форма определения основных движущих сил и их союзников в предстоящей всем нам борьбе.
— Классовый подход никогда не утратит своих позиций, — возразил товарищ Максим. — Классовое сознание всегда будет в наибольшей степени присуще наиболее угнетенным слоям населения — пролетариям и малоимущему крестьянству. Кулаков-фермеров я, естественно, из их числа исключаю.
— И все же я не согласен, товарищ Максим. В этом вопросе наши взгляды расходятся диаметрально. Я бы хотел с тобой поспорить, но, к сожалению, сейчас не имею на это возможности.
— Мы можем завершить дискуссию позже, когда закончим дело, для которого здесь собрались. И можем развернуть дискуссию более широко, для чего привлечь к ней наших товарищей. Спорные вопросы теории партия не должна замалчивать, а, напротив, должна выносить в широкие партийные массы.
— Я согласен. И готов к дискуссии. Прохор и Максим пожали друг другу руки.
— Вернемся к нашему вопросу, — призвал Федор.
— Ты сказал, что у кандидата по-настоящему пролетарское происхождение.
— Да. Я знал его отца и мать.
— Какое у него место основной работы?
— Он работает в милиции, в уголовном розыске.
— Рядовой?
— Нет, подполковник.
— Образование?
— Школа милиции, юридический институт и курсы повышения квалификации.
— Отношение к воинской повинности?
— Отслужил срочную службу. Отличник боевой и политической подготовки. Комсомолец. Секретарь первичной ячейки своего стрелкового отделения. Награжден нагрудным знаком «За отличную службу» и поощрениями командования. Пять месяцев служил на погранзаставе на границе с Афганистаном. То есть знает о границе не понаслышке. Уволен из рядов Вооруженных Сил в звании старшего сержанта.
— За границей бывал?
— Да. Раньше по путевке профсоюза — в Болгарии и в Германской Демократической Республике. После в командировках по служебным делам в Австрии и Швейцарии.
— В Швейцарии?.. — оживился Прохор.
— Да. В Швейцарии. Был по обмену опытом три недели.
— Семейное положение? — продолжил выяснение анкетных данных Максим.
— Пять лет как разведен.
— Разведен — это нехорошо...
В привычном перечне вопросов зависла пауза.
— Ну при чем здесь семейное положение? — тихо возмутился Прохор. — Мы не жену ему подбираем. И не в гарем забрасываем.
— При всем при том семейное положение! При том, что если человек предал жену, он способен предать движение.
— Он не будет участвовать в движении. Он будет выполнять строго определенное задание. Между прочим в Швейцарии выполнять, где уже бывал и где имеет определенные связи.
— Этого мы не знаем.
— Если был три недели, то наверняка имеет.
— Хорошо. Кто его еще рекомендовал?
— Мой старый товарищ. Он работал в органах и характеризует его как кристально честного и сочувствующего нашему Делу человека.
— Вторая рекомендация есть?
— Вторая рекомендация моя. Я тоже знаю его с детства. Потому что знаю его родителей и часто бывал у них в семье. Я считаю, что ему можно доверять.
— Ты понимаешь всю степень ответственности, которую ты на себя возлагаешь этим решением?
— Конечно. Я готов отвечать за него партийным билетом.
— Ну что ж. Другие кандидатуры у нас есть? Других кандидатур не было. Вообще не было.
— Голосуем.
Все трое подняли руки.
— Единогласно.