Козырные валеты
Шрифт:
– Я знаю, Петр, – Гуров обошел столы, обнял друга.
– К черту! – Орлов вырвался. – Что за телячьи нежности, мы сыщики, не курсистки. Надо было сказать – я сказал.
– Жизнь достаточно мерзопакостна. – Гуров вернулся на свое место. – Идти самому и пустить под пулю друга – вещи разные. Я хотел сказать – забудем. Мы не забудем, мы должны помнить и жить дальше.
– Можно вякнуть младшему? – Станислав сел на ничейный стол. – Решение в ту ночь было, только мы оказались к нему не готовы. Генерал прав, цейтнот давил, требовал действия. А правильное решение состояло в бездействии.
– Легко быть сильным задним умом, – голос Гурова дрогнул.
– Петр Николаевич не мог, находясь в стороне, принять верное решение! – Станислав повысил голос. – Я не мог потому, что мне не дано. А тебе, Лев Иванович, извини, дано, и ты мог, но не сделал. А мы тебя, между прочим, любим не за голубые глаза. За то, что тебе бог дал, нас обделив. Так что, если по-честному, то я сказал. И если валеты из России не ушли, они за тобой, Лев Иванович.
– Суров ты, Станислав, сил нет, – Гуров криво улыбнулся. – Я согласный.
– А куда ты денешься? – Станислав тон сбавил, но хватку не ослабил. – Грузят на того, кто тащит в дождь и в темень, а не на того, кто под солнышком и посуху враскоряк стоит.
– Не повторяйся, я с первого раза понимаю! – огрызнулся Гуров. – Мне нужен сыщик, а не проповедник.
– А мне нужны друзья! – Станислав соскочил со стола, шагнул к своему месту. – Иди, генерал, работай.
– Спасибо, что разрешил. – Орлов поднялся, вытащил грузное тело из-за стола. – Лева, пригласи в гости, хочу у тебя на кухне посидеть, рюмку выпить. – И, скрипнув половицами, Орлов вышел из кабинета.
– Извини, Лев Иванович, – сказал Станислав. – Петра требовалось разгрузить.
Гуров посмотрел в простоватое лицо друга и в который раз подумал, что пуд соли с человеком съесть можно, а понять его до конца – дело посложнее.
Гуров сидел на скамеечке, осматривал прохожих, которые в погожий августовский вечер шли неторопливо. Сыщик видел свое парадное и машину, стоявшую чуть в стороне. Приятно жить и осознавать, что в данный момент пуля не шлепнет – так мало человеку нужно. Ушли валеты или они все еще в Москве? Искать их – дело совершенно бесперспективное. У них не может существовать в Москве сообщников, и коли киллеры имеют задание, должны самостоятельно выйти на жертву.
Сыщик в который раз перебрал возможные варианты, ничего нового найти не удавалось. А может, они убрались из Москвы, из России, и он напрасно ломает голову?
Гуров поднялся со скамейки, поддал ногой мяч, отлетевший в его сторону, махнул игравшим неподалеку ребятишкам и, не торопясь, отправился домой.
Мария лежала в гостиной на диване, увидев мужа, сладко зевнула, пробормотала:
– Привет. Извини, – и повернулась на другой бок.
Гуров отправился на кухню к холодильнику, начал готовить себе ужин.
Сыщик был женат второй раз. Первая его жена осталась в далекой
Он нехитрый маневр оценил, отнесся к нему положительно. Гуров понимал, Мария незаурядно умна, однако признать, что красивая, несколько взбалмошная женщина умнее его, мужика и битого сыщика, не пожелал. Очнулся он только после загса и обеда с друзьями.
– Ты это сделала нарочно? – спросил он тогда.
– Обязательно, – Мария уже прекрасно знала любимое слово опергруппы.
– Тебе это нужно? – глупо поинтересовался он и закончил другой прибауткой Станислава: – Тогда ныряй, здесь неглубоко.
Порой, устав от замкнутого мужика, актриса съезжала на свою квартиру. Звезду возвращали по-разному: похищали после спектакля, однажды привезли в наручниках.
Они, безусловно, любили друг друга, но никогда о своих чувствах не говорили, о будущем не загадывали. Взрослые люди, они прекрасно знали, как трудно прожить сегодняшний день и о завтрашнем рассуждать не имеет смысла. Гуров относился к Марии не только как к любимой, красивой женщине, скорее как к надежному боевому партнеру, с которым трудно, но интересно идти по жизни. У каждого работа занимала большую часть жизни, они в эту жизнь не лезли, рассказывая о ней лишь то, что хотелось.
Гуров отварил пельмени, бросил на раскаленную сковородку, слегка обжарил, достал из холодильника кетчуп.
– Ты нарочно готовишь еду, которая мне противопоказана? – Мария вошла на кухню в халате, в туфлях на высоких каблуках, пояс туго перехватывал тонкую талию, волосы забраны в пучок, подняты над стройной шеей. Она никак не походила на женщину, минуту назад дремавшую на диване.
Он окинул взглядом ее стройную фигуру, в очередной раз это отметил, согласно кивнул.
– Я вынужден защищаться, да и наше материальное положение не позволяет кормиться только овощами, фруктами да сыром. Пельмени куплены, значит, должны быть съедены.
– Завидую, ешь, что хочешь, а фигура, как у двадцатилетнего гимнаста. – Мария провела сильными ладонями по своему подтянутому животу и стройным бедрам. Она напрашивалась на комплимент, прекрасно зная, что его не получит.
– Помыть редиску? – Гуров открыл холодильник.
– Только если это тебе доставит удовольствие. – Мария опустилась в плетеное кресло, закинула ногу на ногу, взяла со стола пачку сигарет.
– Не кури перед едой, – наставительно произнес Гуров, зная, что его не послушают, а может, даже не услышат.