Крабовое наслаждение

Романов Кирилл

Полицейские вертолёты, пожарные, вертолёты служб новостей, частные – десятки вертолётов кружили над Дмитрием, закрывая ясное голубое небо и редкие пушистые облака фюзеляжами и винтами. Он стоял на причале, обнимал Монику (такое имя ему казалось привычным для кубинки) и целовал её. Разгромив картель (ещё не остывшие тела бойцов лежали на пляже, в бунгало, плавали в полупрозрачном бледно-бирюзовом Карибском море), обеспечивающий всё Восточное побережье США наркотиками, он нарушил миллион человеческих законов, перед ним открылась

перспектива сесть в тюрьму на пожизненное (в лучшем случае), жаря крыс на костре, чтобы не оголодать от зековского пайка, и складывая сигары для толстосумов с большой земли, но Дмитрий был чист перед совестью – он спас девушку из лап ужаснейшего наркобарона Хесуса Мариэля Ла Круса (именно так звали мерзавца в воображении пьяного дурака) и бесспорно мог себе позволить поцелуй.

3. Крабовое наслаждение

– Милый, вставай! Сколько можно лежать! Так весь отпуск пройдёт, – будила Арина мужа. После вчерашнего ужина прошло восемь часов. – Встава-а-ай! Кто рано встаёт, тот не ждёт очереди в рестораны и на экскурсии! Ты мой пушистый негодяй, – ласково сказала она и чмокнула в его щетинистую щёку.

«В жопу твой отпуск и тебя в жопу», – тонкой нитью связала мысль Дмитрия его едва пробудившийся, ещё не отвыкший от прекрасного сна, разум с повседневностью. Голова жутко болела, в висках расположились два жирных крота, по которым кто-то бил увесистым молотком. Арина принесла пару таблеток и они незамедлительно подействовали.

Утро стало потерянной субстанцией, Дмитрий заснул ещё на три часа, и Барановы вышли из отеля только к обеду. В буклете, ставшим постоянным другом в клатче Арины, по меньшей мере значилось полсотни отличных мест для перекуса, и все они в пешей доступности, но название «Крабовое наслаждение», так практично переведённое в интернете, вызывало почти что тахикардию, и на нём Барановы (Баранова) и остановились.

– Крабовое наслаждение, ты представляешь! – пищала от радости жена. Радость бурлила в ней и плодоносила ещё больше радости. Такой вот незамысловатый круговорот эмоций. – Там крабы, поди, и угри, я думаю, и устрицы, и фрукты… И крабы! Крабы, Дима, вкусные крабы! Идём, я готова!

– Да что ты, на хрен, такое говоришь… – чуть слышно причитал Дмитрий и натягивал на себя шорты цвета кофе с молоком. Больше он не совершит ошибку, выходя на адскую испепеляющую прогулку в длинных штанах.

– Милый, я тут подумала…

– Неужто.

– А в Центральной Америке водятся съедобные крабы? Как бы не ошибиться…

– Как бы не ошибиться, – не вникая в смысл фразы, не вдумываясь, загипнотизированный очаровашкой-кубинкой, повторил Дмитрий и пошёл вслед за Ариной. В Центральной Америке точно водятся дуры. Вот они водятся, а крабы… Эх, Моника, где же ты сейчас? Снова ложишься под мерзкого дедулю? Стоит ли он того? Наверняка его вялая кочерыжка не способна увеличиться и на полсантиметра.

Наверняка в один день он отключится и старческой согбенной походкой направится к праотцам, таким же негодяям и тупицам. Но конечно он того стоит. Это ж деньги, мать его. Они не растут на кокосовых пальмах, они растут в бумажниках у особенных людей.

Спустя двадцать минут ходьбы под жарким кубинским солнцем перед Дмитрием и Ариной открылся дивный вид: кокосовые пальмы (на которых не растут деньги), украшенные живыми цветами пустые столики на берегу и никого в округе (помимо персонала Крабового наслаждения, одиноко щеголяющего по пляжу), а удалившись на десять шагов от воды, песок перемежался с зелёной травкой, образуя пустынно-тропическую экзотику, очень волнующую глаза.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, что же вы стоите! Приветствую, сеньор, приветствую, сеньора! Мы очень рады вас видеть! – заголосил кудрявый официант на испанском. Он бежал со стороны моря и болтал руками, вроде надувной куклы у шиномонтажки. Барановы ни черта не поняли, хотя Арина уже научилась распознавать «hola» среди прочего. – Рафаэль! Это моё имя! Имя! Рафаэль, друзья!

Рафаэль или не Рафаэль, а приземлиться нужно. Одна, наполненная счастьем, присела и достала записную книжку, черкнув имя официанта, чтобы не забыть (вот бы заскочить завтра сюда же), второй присел просто потому, что и дальше стоять или ходить становилось пыткой – на улице +33, темечко напеклось так, хоть яйца на нём жарь, благо темечко у Дмитрия блестящее, без единой волосинки, ровно для одной глазуньи.

Пляжные стулья оказались так себе – раскалённые, деревянные, сделанные, вероятно, наспех, из тонких дощечек, вероятно, подобранных со свалки, думал Дмитрий, пока с ожесточением втискивался пятой точкой.

– Горячо, етить! – красный, но не от стыда, рявкнул он. Арина не заметила насколько горячий у неё стул – джинсовые шорты – весьма продуманная вещь.

Рафаэль быстро смекнул, что задницы туристов (туриста) скоро подгорят, а чаевые унесутся прочь (бумажник в руках у разъярённого русского медведя; видать, по снегу и балалайке соскучился), и притащил на выбор лёгкую ткань непонятного кроя и мягкие пледы, чтобы заполнить неприветливое пространство сидушек. Барановым такой жест понравился, правда мужской половине почудился не плед, а чья-то старая рабочая флисовая рубашка. «И куревом пропахла, небось. Сраные вонючие курильщики».

– Даме вино, мужчине покрепче? – с широкой белозубой улыбкой обратился Рафаэль. Специалист по физиогномике с лёгкостью бы определил (и не ошибся) настоящую искренность официанта по мелким морщинкам, движению бровей, зрачкам, внутри которых полыхал большущий костёр, готовый согреть своим дружеским пламенем новых посетителей. Дмитрий тоже определил. И не поверил. «И рубашка, небось, этого, как его. Курильщика сраного».

Конец ознакомительного фрагмента.