Крадущийся кот
Шрифт:
— Да, мы никогда точно не знаем, что случилось с тем, кто нам звонил, после того, как он повесил трубку. Некоторые звонят снова после долгого молчания. Некоторые просто исчезают.
Темпл проглотила комок в горле:
— Наверное, не знать — худшая в мире пытка, — сказала она тихо.
Теплые карие глаза Мэтта встретились с ее глазами, впервые разрушив вежливый барьер, который он всегда выстраивал между ними, и пронзили ее, точно два пылающих меча.
— Нет, — сказал он. — Худшая пытка — знать.
Глава 5
Темпл сидела в одиночестве на своем балконе, наблюдая, как солнце постепенно скрывается на западе позади «Серкл-ритц». Решетка неясных, длинных теней покрывала окрестности бассейна. Вдалеке искусственный вулкан над отелем «Мирэдж» периодически выпускал языки пламени с ревом, напоминающим отдаленное рычание дикого зверя.
Мэтт ушел рано, около половины восьмого, спеша на свою ночную смену на телефоне доверия. Темпл размышляла о скрытом напряжении, которое ей удалось заметить за вечной аурой вежливого отчуждения, окружающей Мэтта, напряжении, которое пульсировало в его взгляде во время их разговора.
Внизу чьи-то шаги прошаркали по бетону, и она встала, чтобы взглянуть, кто там. В густой тени здания за кустами шевельнулась еще более темная тень.
— Луи! — сердитый тон не мог скрыть охватившего ее облегчения.
Кот, занятый чем-то внизу, даже не поднял головы.
Пока она вглядывалась в сумерки, пытаясь рассмотреть, что он там делает, из тени пальмы выступила мужская фигура.
— Подслеповат я — видно, стар. Не вы ль, спрошу, мисс Темпл Барр?
С высоты балкона человек выглядел как слегка размазанная копия Чарли Чаплина.
— А кто меня спрашивает? — отозвалась Темпл. Человек нагнулся над котом, продолжая, тем не менее,
смотреть вверх, на Темпл.
— Мой род не славен, ну и пусть. Я Нострадамусом зовусь. На секунду она лишилась дара речи, но тут же пришла в себя:
— Прошу прощенья, что значит — «не славен»? Нострадамус, на минуточку, был весьма знаменит несколько веков назад!
— Однофамилец мой, признаюсь. — Человечек достал что-то из кармана и положил перед Луи. — Ну что же, я не обижаюсь.
Луи немедленно принялся за угощение с полной сосредоточенностью на еде, присущей котам.
— Эй, чем вы там его кормите?!
— Всего лишь мясо, не бог весть. Ваш кот, похоже, хочет есть.
— Ага, «похоже». Этот паразит даже не смотрит в сторону блюдца, полного лучшей в мире кошачьей еды. Она так и называется: «Кошачье счастье».
— Не нужно, леди, быть пророком, чтоб знать, что «счастье» выйдет боком, — сообщил человечек с важным кивком, наблюдая за Луи.
— Заветренное мясо тем более не пойдет ему на пользу! Хватит совать ему эту гадость, я сейчас спущусь и
И, не дожидаясь ответа, она босиком побежала в прихожую, а оттуда к лифту.
Выбежав на улицу, она застала все ту же картину: Нострадамус продолжал подкладывать Луи новые кусочки, а Луи продолжал лопать за обе щеки.
— Говядина! — возмутилась Темпл, даже в сумерках узнав кусочки ростбифа в руке Нострадамуса. — В ней полно жиров и холестерина! Это даже людям нельзя употреблять в пищу!
— О, леди, пусть я буду бит. — Человечек разогнулся и спрятал пустой бумажный пакет в жирных пятнах в карман штанов. — Зато сей проходимец — сыт.
— Единственный проходимец здесь — это вы! — отрезала Темпл. — Что вы тут вынюхиваете, интересно?
— Ни разу не сомкнувши очи, я вас искал во мраке ночи. Наш общий друг в кошмарной драме, и он послал меня за вами.
— Что это у нас с вами за общие друзья?
— Включите свой пытливый разум — и Кроуфорда найдете разом!
— О да, это мой лучший друг, — согласилась Темпл, беря Луи на руки. Двадцатичетырехчасовое отсутствие никак не повлияло на его вес. — Ну, что ж, пойдемте в холл, там, по крайней мере, кондиционер. Вот и расскажете.
Внеся Луи в холл, она решительно закрыла дверь и обернулась, чтобы получше разглядеть так называемого Нострадамуса в колеблющемся свете винтажной люстры высоко над их головами.
Она оглядела субтильную фигурку. Мужчина неопределенного возраста, облаченный в мешковатые штаны и клетчатую зеленую рубашку. На его тощей шее болтался желтый галстук-бабочка.
— Вы друг Кроуфорда Бьюкенена? — она произнесла это более скептически, чем ей бы хотелось.
Человечек тяжело вздохнул:
— Признаюсь в дружеской беседе, что я… его букмекер, леди.
— Ах так!.. Ну, и что он просил мне передать?
— Наш друг серьезно занемог…
— Вы пришли сказать, что Кроуфорд подцепил грипп?
— Не грипп. А страшный, жуткий шок! — Посланник стукнул себя кулаком по впалой груди, рискуя свалиться от собственного удара.
— Сердце? Я не знала, что у Кроуфорда есть проблемы с сердцем…
— Он хочет, чтобы вы пришли…
— Я?! К нему?!
— …в палату номер восемь-ноль-три.
— Боже, — сказала Темпл. — Он в больнице? Это что, действительно серьезно?
— Его болезнь иль приглашенье?
— И то, и другое.
— Я оставляю вам решенье. — Нострадамус приподнял свою потертую соломенную шляпу с выцветшей лентой, отворил дверь и пропал в черноте наступающей ночи.
Кусочек ночи в холле — Луи — независимо разлегся на светлом ледяном мраморном полу и осуждающе смотрел на Темпл своими зелеными глазами.
— Ладно, ладно, — сказала она. — У меня, возможно, найдется немного нежирной индейки в холодильнике. Пошли домой, и сегодня можешь отдохнуть от «Кошачьего счастья».