Краем глаза
Шрифт:
Грейс и Гаррисон Уайт радушно встретили путника, пусть видели его впервые в жизни и прибыл он без приглашения. На пороге, возвысив голос, чтобы перекричать вой ветра, он выпалил цель своего визита, словно боялся, что иначе они захлопнут дверь перед его носом: «Я пришел сюда из Брайт-Бич, штат Калифорния, чтобы рассказать вам об удивительной женщине, чья жизнь будет эхом отражаться в бесчисленных жизнях других и после того, как покинет она этот мир. Ее муж умер в ночь рождения их сына, но успел назвать сына Бартоломью, потому что ваша проповедь
Уайты, конечно же, не отпрянули от него, приняв за сумасшедшего, не захлопнули перед ним дверь. Наоборот, пригласили в дом, потом к обеденному столу, а позже предложили провести ночь в комнате для гостей.
Ему и раньше приходилось встречать таких добрых, отзывчивых людей, и их действительно заинтересовал его рассказ. Он не удивился тому, что Агнес Лампион очаровала их, по-другому просто быть не могло. Но ничуть не меньше их увлекла и его, Пола, собственная история. Может, из вежливости, но, безусловно, и с любопытством они выспрашивали у Пола подробности его длинных пеших походов, просили описать места, где он бывал, рассказать о жизни с Перри.
И в ночь с пятницы на субботу, впервые с того момента, как Пол вернулся из аптеки и увидел стоящих в скорбном молчании у кровати Перри Джошуа Нанна и фельдшера, он спал глубоко и крепко. Ему не снилось, что он бредет по бесплодным землям, вроде солончаковых пустынь и засыпанных снегом ледяных полей, и утром проснулся, отдохнув телом, разумом и душой.
Гаррисон и Грейс принимали его с распростертыми объятиями, несмотря на то что их близкий друг и прихожанин умер в четверг и в субботу предстояло проводить его в последний путь.
— Вы посланы нам небесами, — заверила его Грейс за завтраком в субботу утром. — Своими рассказами вы ободрили нас в тот самый момент, когда мы особенно в этом нуждались.
Похороны намечались на два часа, а потом родственники и друзья усопшего собирались прийти в дом преподобного на поминки, чтобы вместе преломить хлеб и разделить друг с другом воспоминания об ушедшем, близком им человеке.
В субботу утром Пол помогал Грейс готовить еду и переносил из кухни в столовую тарелки, столовые приборы, стаканы.
В двадцать минут двенадцатого он был на кухне, ровным слоем размазывал по большому коржу шоколадную пасту. Преподобный проделывал то же самое с другим коржом, только с кокосовой начинкой. Грейс собиралась печь большой слоеный торт.
Она как раз домыла посуду и, вытирая руки, контролировала действия мужчин, когда зазвонил телефон. Сняла трубку, сказала: «Алло» — и в этот момент фасад дома взорвался.
Грохнуло, как от разрыва бомбы. Тряхнуло пол, задрожали стены, заскрипели потолочные балки, словно полчища летучих мышей одновременно снялись с насиженных мест.
Грейс выронила телефонную трубку. Лопаточка, которой Гаррисон размазывал кокосовую начинку, выскользнула
Сквозь звон бьющегося стекла, треск ломающегося дерева, грохот падающей штукатурки Пол уловил рев двигателя, вой клаксона и предположил, что могло произойти. Какой-то пьяный или неумелый водитель врезался на автомобиле в дом священника.
Должно быть, Гаррисон также пришел к этому выводу.
— Наверное, кому-то сильно досталось, — сказал он и поспешил из кухни. Пол последовал за ним.
Переднюю стену гостиной, с огромным панорамным окном, срезало, как ножом. В гостиную рекой вливался солнечный свет. Кусты, вырванные с корнем, метили тропу разрушения. В центре комнаты, проломившись сквозь диван и разметав другую мебель, стоял разбитый красный «Понтиак». Ветровое стекло разлетелось вдребезги, клубы пара поднимались из-под покореженного капота.
Хотя Пол и Гаррисон правильно угадали причину взрыва, оба остолбенели, увидев масштаб разрушений. Они-то думали, что автомобиль просто ткнулся в стену, и никак не ожидали, что он буквально снес ее и вкатился в гостиную. Пол безуспешно пытался прикинуть, с какой же скоростью должен был мчаться автомобиль, чтобы проломить такую преграду, и сколько выпил водитель перед тем, как сесть за руль.
Дверца со стороны водительского сиденья распахнулась, отшвырнув в сторону перевернутый чайный столик, из «Понтиака» выбрался мужчина.
Прежде всего им в глаза бросилось его лицо. Вернее, то, что осталось от лица. Голову он обмотал белыми бинтами, став похожим на Клода Рейнса из «Человека-невидимки» или Хэмфри Богарта из того фильма, где сбежавший преступник делает себе пластическую операцию, чтобы сбить со следа полицию и начать новую жизнь, назвавшись Лореном Баколлом. Над бинтами топорщились светлые волосы. Из-под бинтов виднелись только глаза, ноздри и губы.
На этом сюрпризы не закончились: в руке мужчина держал пистолет.
Перевязанное лицо открыло в преподобном все шлюзы сострадания, поэтому он тут же вышел из шока и устремился к бедняге… прежде чем понял, что в руке тот держит оружие.
Для водителя, только что лобовым ударом снесшего стену дома, человек с перевязанным лицом держался на ногах очень уверенно и действовал без колебаний. Он повернулся к Гаррисону Уайту и дважды выстрелил ему в грудь.
Пол понял, что Грейс последовала за ними в гостиную, лишь когда она закричала. Начала протискиваться мимо него к падающему на пол мужу.
Держа пистолет в вытянутой правой руке, прямо как палач, двинулся к упавшему священнику и убийца.
Грейс Уайт отличала миниатюрность, Пола — нет. Иначе он не сумел бы остановить жену священника, обхватить ее руками, оторвать от пола и унести в безопасное место.
Дом преподобного светился чистотой и уютом, но великолепием здесь и не пахло. Не было роскошной лестницы на второй этаж, достойной Скарлетт О'Хары. Наоборот, ступени были скрыты стенкой, вела к ним дверь в углу гостиной.