Краем глаза
Шрифт:
Дрожа всем телом, Младший захлопнул багажник, огляделся. Черные ветви сосен тянулись к небу. Свет луны, казалось, только усиливал тьму.
Суеверия не довлели над Младшим. Он не верил ни в богов, ни в демонов, ни в кого бы то ни было.
Тем не менее, помня о Гайне, не составляло никакого труда представить себе чудовищное зло, отирающееся среди черных теней. Наблюдающее. Строящее козни. Неистощимое на гадости. В столетии, взорванном двумя мировыми войнами, отмеченном деятельностью таких врагов человечества, как Гитлер и
Младшим двигали не извращенные потребности, но благоразумное желание обратить сложившуюся ситуацию себе на пользу. Вот он и решил загрузить тело детектива, с конечностями и головой, на заднее сиденье «Студебекера».
Вернулся в дом, погасил три масляные лампы на кофейном столике. И лампу под абажуром.
На кухне, обойдя лужи крови и Викторию, выключил обе духовки. Погасил и горелку под кастрюлей с кипящей водой.
Выключив свет на кухне, в коридоре и прихожей, плотно закрыл входную дверь, оставив за собой тихий и темный дом.
Он еще собирался вернуться сюда. Но сейчас его ожидало более срочное дело: избавиться от тела Томаса Ванадия.
Внезапный порыв холодного ветра сорвался с луны, принеся с собой едва уловимый инопланетный запах, черные кроны сосен зашуршали, словно юбки ведьм.
Младший сел за руль «Студебекера», завел двигатель, резко развернулся на сто восемьдесят градусов, зацепив колесами лужайку, вскрикнул от ужаса, когда тело Ванадия шумно сдвинулось на заднем сиденье.
Вдавил в пол педаль тормоза, перевел ручку переключения скоростей в нейтральное положение, распахнул дверцу, выскочил из автомобиля. Развернулся лицом к угрозе, под его ногами зловеще заскрипел гравий.
Глава 38
С бейсболкой в руке, воскресным вечером, он стоял на крыльце Агнес, крупный мужчина, своим видом больше напоминающий застенчивого мальца.
— Миссис Лампион?
— Это я.
Благородная внешность, решительное лицо, обрамленное золотыми волосами, должны были символизировать силу и мужество, но впечатление несколько портили кудряшки на лбу, тут же наводящие на мысли об изнеженных императорах Древнего Рима.
— Я пришел, чтобы… — Он замолчал, не договорив. Учитывая внушительные габариты, одежда, как водится, в должной мере соответствовала образу сильного мужчины: сапоги, джинсы, красная фланелевая рубашка. Но опущенная голова, поникшие плечи, переминающиеся ноги напоминали о том, что точно так же одеваются и подростки.
— У вас что-то случилось? — спросила Агнес.
На мгновение он встретился с ней взглядом, чтобы тут же уставиться в пол крыльца.
— Я пришел, чтобы сказать… что я сожалею о случившемся, очень сожалею.
За десять дней, прошедших после кончины Джоя, многие люди выражали ей свои соболезнования,
— Я бы отдал все, что угодно, лишь бы этого не произошло, — с жаром продолжил незнакомец. В голосе слышалась боль. — Лучше бы умер я.
Агнес не нашлась с ответом.
— Я не пил, — продолжил мужчина. — Это установлено. Но я признаю, что для дождливой погоды ехал слишком быстро. Меня оштрафовали за то, что я проскочил на красный свет.
Внезапно она поняла:
— Так это вы.
Он кивнул, лицо его залила краска вины.
— Николас Дид, — с горечью выплюнула Агнес.
— Ник, — поправил он Агнес, словно ей надлежало обращаться по имени к человеку, убившему ее мужа. — Я не пил.
— Но сейчас выпили, — мягко указала она.
— Пару стаканчиков. Для храбрости. Чтобы прийти сюда. Попросить вашего прощения.
Его просьба подействовала как оскорбление. Агнес качнуло назад, словно от удара.
— Сможете вы простить меня, миссис Лампион?
Агнес не могла долго злиться на человека, никогда не помышляла о мести. Она даже простила своего отца, который надолго превратил ее жизнь в ад, искалечил души ее братьев, убил ее мать. Но простить не означало утешиться. Не означало, что виновный оправдан и все забыто.
— Я не могу спать, — Дид нервно мял бейсбодку в руках. — Я худею, нервничаю, вздрагиваю от каждого шороха.
Несмотря на доброту и отходчивость, Агнес не могла найти в своем сердце прощения этому человеку. Слова отпущения грехов застряли в горле. Переполнявшая ее горечь не радовала Агнес, но она ничего не могла с собой поделать.
— Ваше прощение ничего не исправит, не сможет исправить, но принесет хоть какое-то успокоение моей душе.
— Почему меня должно волновать состояние вашей души? — спросила она, и ей показалось, что говорит какая-то другая женщина.
Дид дернулся.
— На то нет причин. Но, поверьте, я не хотел причинить вреда вашему мужу, миссис Лампион. И вашему ребенку тоже, маленькому Бартоломью.
При упоминании имени сына Агнес напряглась. Конечно же, так или иначе Дид мог узнать, как зовут младенца, однако он просто не имел права называть по имени ребенка, которого он оставил сиротой, чуть не убил.
Дыхнув на Агнес перегаром, Дид спросил:
— А как себя чувствует Бартоломью? Он в порядке? Со здоровьем все нормально?
Пиковые валеты, квартет, мелькнула мысль. Вспоминая желтые кудряшки на игральных картах, Агнес видела те же самые кудряшки прямо перед собой, на лбу Дида.
— Вас это не касается. — Она отступила на шаг, чтобы закрыть дверь.
— Пожалуйста, миссис Лампион.
На лице Дида отразилась то ли душевная боль, то ли злость.
Истолковать выражение его лица Агнес не смогла, вернее, не успела, потому что внезапно ее охватил страх, в кровь выплеснулся адреналин. Застучало, заухало сердце.