Крах 1941 – репрессии ни при чем! «Обезглавил» ли Сталин Красную Армию?
Шрифт:
Что до нежелания дать подчиненным командирам время на организацию взаимодействия родов войск, то и оно было распространено в Красной Армии еще до ее чистки. Как мы показали в главе 1, ситуация, описанная 21 ноября 1937 г. на Военном совете командующим войсками БВО командармом 1-го ранга И.П. Беловым («Принято всеми считать, что, раз часть подошла к рубежу, с которого можно броситься в атаку или пойти в наступление, значит […] все немедленно вперед. Считается плохим командиром тот, который немного замешкался. Все забывают, что в любых условиях бой должен быть организован [т. е. что должно быть организовано и взаимодействие родов войск. – А.С.]» 67), была обычной и до массовых перемещений комсостава летом и осенью 37-го.
В заключение заметим, что неудачные попытки прорвать в декабре 1939-го «линию Маннергейма», провалившиеся прежде всего из-за плохой организации взаимодействия родов войск, также не являются чем-то, характерным лишь для «пострепрессионной» Красной Армии.
В общем (если использовать формулировку приказа наркома обороны № 120 от 16 мая 1940 г.), «старший и высший комсостав» Красной Армии «слабо организовывал взаимодействие» родов войск еще и до массовых репрессий.
Обеспечение боевых действий.«Разведывательная служба, – значилось в приказе наркома обороны № 120 от 16 мая 1940 г., – организовывалась и выполнялась крайне неудовлетворительно» 70. В начале войны разведкупросто не организовывали! Не зря же в директиве командующим 7-й, 8-й, 9-й и 14-й армиями № 0418 от 12 декабря 1939 г. Ставка Главного командования заговорила об элементарных вещах – о том, что «организовать и вести разведку обязан всякий командир, получивший боевую задачу», и потребовала «все боевые действия и передвижения войск обязательно предварять хорошо и заблаговременно организованной разведкой»… 71Однако болезнь оказалась слишком запущенной. В директиве № 0608 от 21 декабря Ставке пришлось констатировать, что «должной разведки» в войсках всех армий все еще нет (как нет и «непосредственного охранения» и «внимания охране флангов»), а в директиве № 0673 от 24 декабря – что в 7-й армии пехота по-прежнему «не ведет разведки, не охраняется». Так же обстояли дела и в 9-й (где командующий В.И. Чуйков 23 декабря вновь вынужден был потребовать «вести всегда непрерывную разведку и охранение» и где оперативный (!) отдел штаба армии «интересовался только своими войсками, а что касается противника, он совершенно им не интересовался»). Немногим лучше была тогда ситуация и в 8-й армии, где «разведка проводилась нерегулярно и организовывалась часто с нарушением элементарных правил» 72.
Выступления участников апрельского совещания при ЦК ВКП(б) и апрельский же доклад Н.Н. Воронова подтверждают, что такое положение (когда разведка либо не организуется вообще, либо организуется очень слабо) сохранялось до самого конца войны, т. е. подтверждают справедливость итоговой оценки, данной в приказе № 120. «Нужно повернуть мозги нашим большим и малым командирам к разведке, заставить разведкой заниматься», – возмущался на совещании начальник Главного разведывательного управления Генштаба комдив И.И. Проскуров. «Тысячи писем, – продолжал он, – говорят о том, что разведчики, включая начальников двух [так в тексте публикации; должно быть: «вторых», т. е. разведывательных. – А.С.] отделов [штабов. – А.С.] корпусов и дивизий, занимаются чем угодно, но не разведкой»; разведроты полков не используются, разведбатальоны дивизий используются как обычная пехота. Впрочем, нет и «подготовленных кадров разведчиков…» «Штабные командиры слабо были подготовлены к организации и ведению разведки, опросу пленных и другим видам сбора сведений о противнике», – подытоживал и Н.Н. Воронов; о том же доложил на совещании и член Военного совета 15-й армии корпусной комиссар Н.Н. Вашугин: «У нас разведка была плохо организована, не было хорошо подготовленных разведчиков […]». «[…] Слабо организуем разведку», – подтвердил, имея в виду всю свою 7-ю армию, командир 123-й стрелковой дивизии комбриг Ф.Ф. Алабушев, чье соединение долго не могло прорвать «линию Маннергейма», в том числе и из-за отсутствия должной разведки переднего края противника 73.
Что конкретноозначала эта «слабая организация» – об этом можно судить, например, по свидетельствам бывшего бойца 17-го отдельного лыжного батальона 9-й армии П. Шилова. «Что разведывать, куда, на какое расстояние, командиры не объяснили», – вспоминал он о том, как в январе 1940-го вышел в свою первую разведку. На следующее утро «командиры, не имея разведданных», «не зная силы и точного расположения противника», двинули тем не менее батальон в наступление, в ходе которого он столкнулся с такой огневой мощью обороны, что оказался почти
Что касается тылового обеспечениявойск, то в приказе наркома обороны № 120 от 16 мая 1940 г. указывалось, что «командование и штабы всех степеней плохо организовали и неумело руководили работой тыла» 75. Известно, в частности (из приказа Ставки Главного Военного совета № 01084 от 12 января 1940 г.), что командующие 8-й и 9-й армиями комдив И.Н. Хабаров и комкор М.П. Духанов «не сумели» «организовать тылы армии» (что тыл 8-й армии в начале войны «фактически […] был совершенно не организован», подтверждает и отчет этой армии) 76. Известно также, что, по крайней мере, значительная часть комсостава 9-й армии вообще не придавала серьезного значения организации снабжения войск всем необходимым! «В операциях, – констатировалось в приказе нового командарма-9 В.И. Чуйкова от 23 декабря 1939 г., – мы имели много случаев… идиотской беспечности, неумения и нежелания организовать бой как следует и этот бой обеспечить всеми видами снабжения» 77.
Однако заместитель наркома обороны командарм 1-го ранга Г.И. Кулик на апрельском совещании прямо признал, что неумение или даже нежелание организовать разведкуу советского комсостава появилось отнюдь не после репрессий 1937–1938 гг.: «22-й год в Красной Армии говорим о разведке» 78. «Общий для всех начальников и штабов и чрезвычайно опасный прорыв – слабость разведки» – констатировался еще в докладе начальника 2-го отдела Генштаба РККА А.И. Седякина от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…», а выступавшего 9 декабря того же года на Военном совете командующего войсками Забайкальского военного округа И.К. Грязнова просто прорвало: «Разведка – это буквально какой-то жупел Рабоче-Крестьянской Красной Армии»… 79И действительно, документы, освещающие ситуацию в трех самых крупных военных округах, свидетельствуют, что оценка Седякина была еще слишком мягкой, что разведка в «дорепрессионном» 1935-м – в точности, как и в финскую войну! – была не просто «слабой», но сплошь и рядом не организовывалась вообще. Что их командиры «забывают» вести разведку непрерывно – это признали тогда годовые отчеты (!) и КВО, и Приморской группы ОКДВА, и автобронетанковых войск ОКДВА, и 34-й стрелковой дивизии Приамурской группы ОКДВА (соответственно от 11, 11, 19 и 6 октября 1935 г.); подчиненные А.И. Седякина констатировали то же самое и для БВО; случаи нежелания комсостава организовывать разведку имелись в половине тех частей УВО/КВО и БВО, по которым сохранились материалы проверок их весной – летом 1935-го московскими инспекторами (в 151-м и 153-м стрелковых полках 51-й стрелковой дивизии и в одном из полков 27-й стрелковой. На учениях 51-й в начале июня 1935 г. из-за этого не знали, что «противник» скрытно отошел на второй рубеж обороны, и в течение двух часов проводили артподготовку по пустому месту, выпустив на ветер полтора боекомплекта…).
По оценкам директивы наркома обороны № 22500сс «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год и о задачах на 1937 г.» и приказа наркома № 00105 «Об итогах боевой подготовки за 1936 год и задачах на 1937 г.» (соответственно от 10 и 3 ноября 1936 г.), разведка была «наиболее слабым звеном во всех видах боевой подготовки», «слабым местом подготовки большинства частей и соединений» и в 36-м 80. «Слабая» или «неудовлетворительная» организация разведки, а то и полное ее отсутствие отмечены и во многих сохранившихся от этого года материалах проверок частей и подразделений БВО и ОКДВА; то, что организация и ведение разведки является «слабым местом» командиров-танкистов ОКДВА, признал даже годовой отчет этой армии от 30 сентября 1936 г. 81. А в КВО – опять-таки согласно его же годовому отчету от 4 октября 1936 г.! – «недочеты в организации и ведении разведки» были тогда таковы, что на учениях часто возникали ситуации вроде той, в какую попал в январе 1940-го 17-й лыжный батальон, когда о противнике ничего не знали до тех пор, пока не попадали под его пулеметный огонь… 82
В условиях, приближенных к боевым, разведку в 36-м не организовывали еще чаще. «Разведка по-прежнему не привилась у всех сверху донизу», – констатировал, понаблюдав в конце августа 1936 г. за Полесскими маневрами КВО, начальник УБП РККА А.И. Седякин. Разведку танковых соединений, участвовавших в сентябре в Шепетовских и Белорусских маневрах, он оценил как «немощную» и «недееспособную» 83. Из четырех соединений, наступавших на больших тактических учениях под Полоцком 2–4 октября 1936 г., разведка была неплохой лишь в одном и лишь 2 октября, а в двух (1-й тяжелой танковой и 18-й механизированной бригадах) ее вообще не вели. Организацию разведки часто игнорировали и в обеих дивизиях ОКДВА, выведенных на мартовские маневры в Приморье – где войска, как и в финскую войну, действовали в плохо просматривавшейся лесистой местности…
Ну, а в реальной боевой обстановке разведку в том году не организовывали еще чаще, чем на маневрах! Так было, по крайней мере, в двух из трех пограничных конфликтов 36-го на Дальнем Востоке – под Хунчуном 25 марта и у Турьего Рога 27 ноября (где, как мы помним, разведку не стали организовывать даже командир 63-го стрелкового полка полковник И.Р. Добыш и командир отдельного кавэскадрона 40-й стрелковой дивизии – т. е. разведывательнойчасти! – капитан С.А. Бонич…).