Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник)
Шрифт:
– Живой ты меня не возьмешь, песье отродье! – воскликнула полька, швырнув опорожненный кубок себе под ноги.
Она глядела на Якушку, горделиво вскинув подбородок.
– Еще как возьму, пава моя, – усмехнулся Якушка. – На руках тебя донесу до кареты. Ну что, сладкий кисель у нашего государя?
Бледность на лице Евы сменилась розоватым румянцем, взгляд ее наполнился гневом. В этот миг она осознала, что ее обвели вокруг пальца! Хитрые ищейки московского князя ловко подсунули ей вместо яда безвредную жидкость. Заговор провалился!
Ева со стоном
– Одевайся, красавица! – повторил Якушка, протянув польке ее одежду. – Время позднее, а путь у нас неблизкий.
Отняв руки от лица, Ева с ненавистью взглянула на Якушку. Затем, оттолкнув его от себя, она бросилась к ближайшему окну. Якушка рванулся за ней следом, но запнулся об ножку стола и упал на пол. Распахнув оконные створки, Ева бесстрашно выбросилась в окно.
В опочивальню ворвался промозглый осенний ветер.
Выглянувший в окно Якушка увидел внизу на каменных плитах двора неподвижное женское тело в длинном белом одеянии, с раскинутыми в стороны руками и разметавшимися черными волосами. Великокняжеский терем в Красном селе был выстроен в три яруса, княжеская ложница находилась на самом верхнем этаже. Упав вниз головой с большой высоты, Ева сломала себе шею и умерла мгновенно.
Глава седьмая
Пояс Пречистой Богородицы
После полуденной трапезы владыка Вассиан, как обычно, решил навестить послушника Микифора, чтобы ознакомиться с последними летописными записями, написанными его рукой. В полупустом великокняжеском дворце было непривычно тихо; стража во внутренних покоях отсутствовала, княжеские гридни несли дежурство только у главного входа во дворец. Из княжеских слуг во дворце оставалось всего несколько человек, вся прочая челядь отбыла с семьей государя в Белоозеро или же пребывала в Красном селе.
Светлица, где проживал и трудился над летописью послушник Микифор, оказалась пустой. Челядинец, приставленный помощником к Микифору, поведал архиепископу о том, что его молодой господин собрался ни свет ни заря и куда-то уехал верхом на коне.
Владыка Вассиан сел к столу, на котором были разложены письменные принадлежности и лежала раскрытая толстая книга в кожаном переплете. Одна из раскрытых страниц книги была до половины исписана ровным красивым почерком, основной текст был написан черными чернилами, а заглавные буквы в начале каждого абзаца были тщательно выведены красными чернилами. Другая из раскрытых страниц была чистой.
Архиепископ склонился над летописью и прочитал: «Лето 6989-е. Орда хана Ахмата устремилась на Русь, подобно туче черной саранчи.
По призыву великого московского князя русская рать собралась близ Коломны; пришли полки из Москвы, Владимира, Ростова, Суздаля, Костромы, Ярославля и из иных городов и мест. Общее число ратников к началу осени превысило сто пятьдесят тысяч человек. Не остался в стороне и тверской князь Михаил
Сам великий князь уехал из Коломны в Москву на совет и думу к митрополиту Геронтию, и к своему дяде, князю Михаилу Андреевичу, и к духовному своему отцу, архиепископу ростовскому Вассиану, и ко всем своим боярам, кои находились в ту пору в столице. Народ молил государя великим молением, чтобы стоял он крепко за православное христианство против нечестивых бесермен.
… После безуспешных попыток преодолеть окский водный рубеж хан Ахмат повел свою орду к реке Угре, притоку Оки. Однако у бродов на Угре уже стояли русские полки, переброшенные сюда князем Данилой Холмским из-под Калуги. Вместе с князем Холмским находился государев наследник Иван Молодой, не пожелавший покинуть войска и укрыться в Москве, как того желал его державный отец. Ратники и воеводы понимали, что в эти осенние дни решается судьба Руси. Голубая лента реки Угры, отделявшая русских воинов от темных ордынских полчищ, уподобилась таким образом Поясу Пречистой Богородицы, спасающему христиан от нашествия поганых…»
Рядом с летописной книгой лежал небольшой обрывок плотного бумажного листа, на котором торопливым почерком Микифора было написано несколько строк. Из этой записки явствовало, что Микифор принял решение уехать на реку Угру, где стоят русские полки в ожидании татарского вторжения.
«Мой долг быть там, где решается судьба нашего отечества» – такими словами заканчивался короткий текст записки.
Владыка Вассиан недовольно скомкал записку в кулаке. Не ожидал он от послушника Микифора такого опрометчивого поступка! Хотя, с другой стороны, патриотичный порыв молодого летописца был понятен архиепископу.
«Микифору не терпится увидеть своими очами это великое противостояние на Угре, – думал владыка Вассиан. – Младень не желает излагать в летописи события, услышанные из чужих уст. Ему хочется стать свидетелем и участником величайшего торжества Руси над ненавистной Ордой!»
Безмятежного житья в Красном селе у Тимофея не было. Ему то и дело приходилось мчаться куда-нибудь верхом на коне с посланиями государя то в Москву, к тамошнему воеводе Ивану Патрикееву, то к Даниле Холмскому на Угру, то к воеводам в Калугу…
Во время очередной такой поездки к реке Угре Тимофей случайно столкнулся в русском стане с послушником Микифором. Тимофей не сразу узнал послушника, облаченного в воинские доспехи.
– Ты как здесь очутился, друже?! – изумленно воскликнул Тимофей, встряхнув Микифора за плечи. – Не место тебе тут! Коль великий князь об этом проведает, то гнев его падет на твою голову.
– Что мне гнев государя, ежели даже наследник Иван Молодой не пожелал в стороне отсиживаться в эту грозную пору, – твердо промолвил Микифор. – Государь, может, за Волгу побежит, что же, мне следом за ним ехать? Мой разум не приемлет этого!