Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник)
Шрифт:
Но в этот раз за первым звуком не послышалось следующих, точно ударив, колокол сразу захлебнулся своим собственным звуком! Мгновения, которые князь ожидал следующего колокола, казались бесконечными. Ждал и не дождался. В сердце властно вползал холодок нехорошего предчувствия.
Но додумать о колокольном звоне князь не успел, в опочивальню заглянуло тревожное лицо его ближнего холопа. Увидев, что хозяин не спит, он быстро зашептал:
– Княже, чегой-то не звонят по церквам-то?!
– Где не звонят? – насторожился Борис Константинович.
– А нигде. Все храмы, сказывают, закрыты, ни один утреннюю службу не вел!
– Чего?! – вскочил князь.
Наспех втискивал ноги в сафьяновые сапоги, совал руки в рукава кафтана, дергал застежку, чтоб скорее пристроилась. Негоже князю на людях появляться как простому смерду, это слышно, молодой московский увалень навроде простого дружинника ходит, Борис не таков!
Коня успели оседлать и подвести, правда, храпящего, непокорного. Князь сильнее дернул уздечку: тебя еще не хватало! Следом за ним выскочил и воевода с кем-то из бояр, даже не посмотрел с кем.
На паперти первого же храма народ, слышен женский плач и причитания. И вроде свадебная процессия в стороне! А невеста в слезах.
– Что случилось?! – голос Бориса Константиновича загромыхал на всю улицу. К нему живо обернулись все стоявшие на ступеньках храма, лица были недобрые.
Один из мужиков развел руками:
– Все церкви закрыты, княже.
– Почему?!
– Говорят, митрополит Алексий повелел…
Конь князя рванулся с места, поднимая пыль облаком. Воевода следом за Борисом. Служки у монастырских ворот едва успели раскрыть их пошире. Даже не сознавая, что делает, Борис так и подъехал к крыльцу верхом.
Там уже стоял давешний монах, а позади него епископ. Мысленно ругнувшись на епископа: «Вот я тебе!», Борис закричал:
– Почему храмы закрыли?!
Сергий спокойно спустился по ступенькам и с укором произнес:
– Сойди с коня, князь, ты в обители, а не на рати. А церкви закрыли по распоряжению митрополита всея Руси Алексия. Я хотел вчера сказать, да ты слушать не стал.
Борис затравленно оглянулся и обомлел. Вроде мчался во весь опор, но толпа горожан успела почти следом за ним и слышала укор монаха! Закусив губу, он спрыгнул с лошади, но поводьев подскочившему иноку не отдал. Князь не собирался уговаривать здесь никого, его дело приказывать!
И вдруг Борис с ужасом понял, что приказывать вот этому чернецу и тем, кто вокруг него, не может! Есть сила, которую не взять острым мечом или угрозой, над которой он не властен. Борис Константинович с ужасом осознал, что проиграли и он, и брат Дмитрий, еще не начиная игры, тогда, когда за спиной маленького московского князя встал бежавший из заточения митрополит Алексий! А теперь еще и этот монах, в лицо которому с надеждой заглядывают все нижегородцы…
Рванув поводья ошалевшей от такого обращения лошади, он процедил сквозь зубы, хорошо понимая, чего ждет стоящий рядом Сергий:
– Открывай храмы, я сдаюсь…
Глядя
– Сразу бы так, и позора бы избежал…
Ни московская, ни суздальская рати не понадобились, навстречу им уже мчался гонец от князя Бориса с заверениями, что тот согласен на все условия старшего брата и уйдет в свой Городец. Но московскому князю подчиняться отказывается.
Узнав об этом, митрополит Алексий едва сдержал улыбку:
– Нам его покорность и не надобна, против бы не шел да воду не мутил.
Вечером князь Борис долго лежал без сна, закинув за голову руки, и досадовал на себя. Что бы самому не воспользоваться помощью митрополита?! Алексий сидел в заточении в Киеве у его тестя Ольгерда. Пусть тесть бывший (Ольгердова дочь умерла родами, почти и не жили вместе), но внуком Юрием дед гордится, глядишь, и помог бы! Вот когда свое показывать надо было, вызволил бы митрополита и повез не в бессильную тогда Москву, а в Суздаль. Иван Данилович сумел Москву из ничего поднять, неужто он не смог бы то же сотворить с древним Суздалем? Ну, не Суздаль, так сюда вот, в Нижний привез бы! Тоже город хорошо стоит, если с Ордой не яриться, то как на опаре поднять можно…
Досадовал на себя князь Борис, что вовремя не разглядел силы митрополичьей, что не на ту силу поставил. Но сделанного не воротишь, а Борис и проигрывать тоже умел, признал свое поражение.
Братья встретились в Бережце, подальше от Нижнего Новгорода, но и от Москвы тоже. Повинился Борис, от своих требований отказался. Тут бы и отыграться старшему брату, оставить бунтаря вовсе без удела, чтоб рядом со стременем ходил, в глаза заглядывая, но Дмитрий вдруг повел себя очень мирно. Вернул Борису его Городецкий удел, ни в чем не винил, называл по-прежнему братом.
И мало кто заметил, что за обоими внимательно наблюдают глаза матери. Когда подписали братья докончанную грамоту, вроде даже вздохнула княгиня Олена с облегчением. Неужто ради этого ездила она в Москву?! Задуматься бы, но всем было не до того…
И еще одного не заметили: что Дмитрий Константинович признавал за Москвой право на великокняжеский ярлык на веки вечные! Не только за молодым князем Дмитрием Ивановичем, но за его детьми и внуками! Ярлык на великое княжение окончательно доставался Москве. Именно она становилась столицей новой Руси. Но до полного объединения было еще ой как далеко!
Обратно к Москве шагали привычным быстрым шагом трое взрослых монахов и один маленький послушник. А впереди Сергия неслась молва о том, как он один победил целый Нижний Новгород!
Митрополиту и князю Дмитрию Ивановичу придется еще раз прибегнуть к помощи Сергия Радонежского в переговорах. Он сумеет убедить сильного и своевольного князя Олега Рязанского добром отказаться от соперничества с Москвой, чем сбережет немало жизней русских воинов в преддверии Куликовской битвы.