Крах тирана

Казиев Шапи Магомедович

Старый Сагитав волновался за сына, который ушел в Джар с Мусой-Гаджи, но втайне им гордился. То, что Чупалав когда-то ослушался отца, было серьезным проступком, но оставить друга в беде – это стало бы несмываемым позором. Сагитав не подавал виду, но по утрам выходил на крышу, вглядываясь слабеющими глазами в дорогу – не едут ли Муса-Гаджи с Чупалавом? Но их все не было, и вестей от них не приходило. Только на соседней крыше появлялась мать Мусы-Гаджи, которой тоже не спалось: она тоже ждала своего сына.

Наконец, Сагитав не выдержал и послал людей в Наказух, чтобы

привезли его невестку и внуков. Так всем будет спокойнее.

Глава 11

Чупалав с Мусой-Гаджи уходили все дальше. Оставив позади Андалал, они миновали земли соседних обществ, не давая отдыха ни себе, ни коням. И чем дальше они уходили, тем больше встречали беженцев, спасавшихся от войны за Кавказским хребтом. Это были женщины с детьми, согбенные старики и раненые.

Если бы не кони, которых нужно было кормить и поить, друзья бы и не подумали останавливаться. Они и сами были голодны, но почти все отдали беженцам и перебивались комочками толокна, смоченными в воде.

Чупалав старался успокоить друга, говоря, что войны всегда полны превратностей, и приводя примеры необыкновенного спасения даже тех, кого считали погибшими.

– А твоя ненаглядная Фируза, наверное, давно уже дома, – утешал Мусу-Гаджи Чупалав.

– Дай Аллах, – вздыхал Муса-Гаджи, сердце которого сжималось от тоски и тревожных предчувствий.

– Или в Ахтах у родственников, – строил предположения Чупалав. – Туда ближе, чем до Согратля.

– Там ее нет, – мотал головой Муса-Гаджи.

– Откуда ты знаешь? – удивился Чупалав.

– Помнишь людей, которых мы встретили у родника? – спросил Муса-Гаджи.

– Мы многих встречали, – пожал плечами Чупалав.

– Ну, когда мы старикам бурки отдали.

– А… – протянул Чупалав, вспомнив, что они действительно остались без бурок, а на перевале было холодно.

– Там были женщины из Ахтов. Сказали, что каджары перекрыли туда дороги.

– Мало ли в горах дорог и тропинок, – разводил руками Чупалав.

– Даже если бы они были открыты, по ним нельзя пройти, – ответил Муса-Гаджи. – Там дорога через Шахдаг – намного выше, чем здесь. Сплошной лед.

– А я все равно думаю, что твоя Фируза уже в безопасности, – стоял на своем Чупалав. – У такого барса – отца и дочь – не ягненок. Сама любого каджара загрызет.

– Это так, – продолжал вздыхать Муса-Гаджи. – Только пока не увижу ее – не поверю.

– Увидишь, – обещал Чупалав. – Когда вернемся.

– Я один не вернусь, – мотал головой Муса-Гаджи.

– Так все равно надо было ехать, – рассуждал Чупалав. – Пора проучить этих каджаров, чтобы не совались, куда не просят.

Уже приближаясь к перевалу Халахуркац у вершины Гутон, откуда дорога вела в Джар, друзья стали замечать, что не одни они идут на помощь восставшим. На перевале лежал снег, но дорога и тропы были глубоко протоптаны.

Отсюда Чупалав и Муса-Гаджи могли видеть, как с разных сторон к перевалу тянутся большие и малые отряды горцев, спешивших поддержать своих братьев и отомстить за бедствия, которые принес им Надир, когда являлся в Дагестан.

У самого перевала они остановились, чтобы дать отдых уставшим коням, от которых валил пар. Чтобы обсушить коней и согреться самим, они собрали сучьев и развели костер.

Отсюда перед друзьями открылась величественная панорама. Гора Гутон была как бы узлом, от которого расходилось сразу несколько отрогов Главного Кавказского хребта. Множась и разветвляясь, они уходили в глубь Дагестана, пока не скрывались за горизонтом. В чистом морозном воздухе были далеко видны горные долины, но едва можно было различить несколько аулов, почти слившихся с суровыми горами. Здесь, у вершин Кавказского хребта, брали свое начало несколько рек, потому и назвали эту часть Большого Кавказа Водораздельным хребтом. Рождаясь небольшими ручейками, они текли через Дагестан, вбирая в себя многочисленные притоки, пока не вливались в море полноводными реками Самур и Сулак.

Речка Тлейсерух, давшая название вольному обществу, тоже начиналась здесь. По ее руслу можно было добраться и до Андалала. Только чтобы сделать это, нужно было превратиться в рыбу – русло реки представляло собой глубокие ущелья, водопады и непроходимые для людей теснины.

Но Чупалава тянуло в другую сторону, где за крутыми южными склонами открывалась взору обширная долина реки Алазани. Там, куда стекали другие реки, у подошвы хребта располагались вольные Джаро-Белоканские общества, сильнейшим из которых был Джар. Справа общества граничили с Грузией, к которой относился и невысокий хребет, обнимавший долину с запада. Слева располагались цахурские и рутульские села и множество лезгинских, которые тянулись до берегов Каспийского моря.

По узкой дороге, змеившейся по крутому склону, к перевалу поднималось несколько человек. Это были женщины с детьми на руках. Дети плакали, а увидев Чупалава с Мусой-Гаджи, одни испуганно замолчали, другие заплакали еще громче.

– Не бойтесь! – поднялся им навстречу Чупалав.

– Кто вы? – спросила женщина, прижимая к себе младенца.

– Андалалцы, – сказал Чупалав.

– Мы идем на помощь джарцам, – добавил Муса-Гаджи, улыбаясь малышам.

Дети на мгновение притихли, но затем младшие снова заплакали.

– Скажите им, что нас не надо бояться, – попросил Чупалав.

– Они не боятся, – ответила женщина, которая была старше других. – Они голодны.

– Что у нас было, мы уже отдали, – растерянно развел руками Чупалав.

– Разве что это, – предложил Муса-Гаджи, доставая из седельной сумки горсть толокна.

– Да сохранит вас Аллах, – сказала женщина, подставляя ладони. – Эти проклятые каджары отняли у нас все. Мы сами еле спаслись.