Кракен
Шрифт:
— Быстро-быстро, — сказал Госс, подозрительно осмотрел небо, принюхался и вытащил своего пленника из машины.
Билли подумал, что вот-вот сблюет. Его пошатывало. Госс выдохнул очередное облако дыма, отпер дверь в стене из гофрированного железа и втолкнул Билли в черноту. Там его потянул за руку Сабби — непонятно откуда.
Госс заговорил так, словно они с Билли вели диалог:
— Значит, это он?
— Не знаю, может быть. Ты все раздобыл?
— Хорошо, ближе к двери, готов?
Что-то открылось. Воздух возле
— Теперь тихо, —шепнул Госс.
В помещении, в котором они оказались, пахло сыростью и потом. Что-то сдвинулось. Раздались звуки — шипение и треск. Зажглись лампы.
Никаких окон. Грязный бетонный пол. На кирпичных стенах и на сводах — плесень. Помещение было огромным. Госс стоял у стены, держась за рубильник, который замкнул. В зале было полно ламп, висевших на проводах и высовывавшихся из трещин в стенах, будто грибы.
Госс негромко бранился, словно на любопытных свиней. Билли слышал радио. Вокруг сгрудились в ожидании субъекты в кожаных куртках, темных джинсах, ботинках и перчатках. На некоторых были футболки с эмблемами рок-групп, а вот байкерские шлемы — на всех без исключения. В руках они держали пистолеты, ножи, карикатурно-зловещие дубинки, утыканные гвоздями. Плохо настроенное радио передавало классическую музыку вперемежку с атмосферными помехами. Какой-то голый мужчина стоял на четвереньках. Губы у него дрожали. В него были вмонтированы две шкалы настройки, по одной над каждым соском. Они не кровоточили, но явно выдавались наружу из его тела. Это из его открытого рта доносились звуки радио. Его губы двигались, воспроизводя музыку, помехи, призраки других станций.
На кирпичном помосте возвышался костлявый панк-ветеран с торчащими вверх волосами. Рот его прикрывала бандана. Глаза панка были выпучены, как у помешанного. Он тяжело дышал — ткань его маски то втягивалась, то выпирала — и, несмотря на холод, обильно потел. Голый по пояс, он восседал на табурете, сложив руки на животе.
После всего случившегося Билли испытывал головокружение и тошноту. Он пытался не верить тому, что видел, пытался вообразить, что может проснуться.
— Билли чертов Харроу, — сказал полуголый панк. — Проверьте-ка, что делает эта сучка.
Один из типов в шлемах покрутил верньер на груди радиочеловека, чей рот неожиданно принял новые очертания, а музыка оборвалась. Он стал издавать короткие потрескивания и воспроизводить едва слышные переговоры, мужскими и женскими голосами.
— Роджер, это ай-си-два [12] , сержант, —сказал он, а потом: — Поговорите с Варди, хорошо? — и: — Ожидаемое время прибытия — через пятнадцать минут, конец связи.
12
IC —
— На хвост еще не упали, — сказал панк в бандане. — Навещают твой старый дом. — Голос у него был громкий и низкий, с лондонским акцентом; Госс подпихнул Билли поближе. — Ну, тогда решайся, Билли Харроу, — сказал панк. — Хочешь, чтобы я развлек тебя по полной программе? Или, может, просто скажешь, с кем ты связался и чем таким вы занимаетесь? Можешь по доброй волесказать, что такое сегодня происходит, что такое ты запустил? Потому что там, снаружи, что-то происходит. И ближе к делу: скажи, в чем тут твой долбаный интерес?
— Что это все значит? — прошептал наконец Билли. — Что вы сделали с Леоном?
— С Леоном?
— Сам знаешь, как это бывает, — пояснил Госс. — Хотите оба заполучить один и тот же пирожок, а потом его — хрум! — и съели.
Госс держал Билли, словно марионетку. Маленькие ручки Сабби стискивали его пальцы.
— Что происходит? — сказал Билли, глазея на все вокруг, на радиочеловека и пытаясь вырваться. — Что все это значит?
Сидящий вздохнул.
— Мудак, — сказал он. — Значит, этого добиваешься? — Его выпученные глаза ничуть не изменились. — Может, мне по-другому выразиться, а, Билли? Что ты за хрень такая? — Он поерзал на своем табурете, слегка приподнял руки и яростно заморгал. — С кем ты работаешь? Кто ты такой?
До Билли дошло, что головной платок был не повязан в ковбойском стиле, а комком заткнут в рот и служит кляпом. Человек потряс руками — в наручниках, как заметил Билли.
— Поверни свою голову, чтоб тебя! — продолжал голос, исходивший от человека, который не мог, никак не мог говорить. — Кругом! — (Один из охранников в шлеме с силой ударил его наотмашь по лицу, и он приглушенно завопил в свой кляп.) — Поставьте этого козла на ноги, — (Двое охранников подхватили панка под мышки, голова его свесилась.) — Давайте-ка посмотрим, — сказал голос; охранники повернули панка лицом к задней стене.
Открылось красочное зрелище: всю спину голого по пояс мужика покрывали татуировки. По краям шли цветные знаки — скрещенные зазубрины узловатых кельтских письмен. В центре было изображено большое, жирно очерченное стилизованное лицо, исполненное смело и профессионально. Мужское лицо в неестественных тонах. Лицо старика с резкими чертами, красноглазого, — среднее между профессором и дьяволом. Билли уставился на него.
Тату двигалось. Его глаза с тяжелыми веками встретились со взглядом Билли, который глазел на тату, — и оно отвечало ему тем же.