Краля
Шрифт:
Вот возьмет Дуню - красавицу, каких нет в городе. Привяжет ее к себе лаской, умом. Привьет ей любовь к знанию и заживет тихой-тихой, здоровой жизнью. Может быть, уйдет в деревню. Что ж, разве таких оказий не бывает?
– Да, да, в деревню, - думал он вслух...
– Понесу туда свет, знание, помощь... А если... А вдруг?
Он не кончил, не хотел кончать: боялся.
Пожар на горе затихал.
– Дуня, дорогая моя...
Вот скатилась с неба звезда и, вспыхнув, исчезла в синем мраке
– Сорвалась звездочка... А я пьян. И не идет Дуня... Краля? Ты говоришь - краля? Допустим...
– бормотал, потягиваясь доктор.
Подошла собака, поласкалась, лизнула в лицо, ушла.
Выплывали откуда-то звуки гармошки и песня. Прислушался доктор.
– Должно быть, рекруты...
Голос выводил, а ему, разрывая визг гармошки, подгавкивали другие:
Как во нашем во бору,
Там горит лампадка.
Не полюбит ли меня
Здешняя солдатка.
Залаяли собаки, набрасываясь с остервенением. Хлопнули ворота. Раздались ругань, крик. А затем большой камень, очевидно пущенный в собаку, ударил в заплот. И опять ругань. И опять пьяная песня да лай собак.
– Что пригорюнился? Спать пора...
– Дуня!..
– Доктор вздрогнул и жадно обнял ее теплую, пахнувшую свежим веником.
– Сядь, посидим.
– Да некогда... право... Пусти...
– Сядь, поговорим.
– Нет, пусти... Некогда.
Однако села, склонив голову к его плечу, и заглянула в глаза.
– Вот я хотел сказать тебе, - начал доктор, чувствуя, как дрожь овладела им и как стучат от волнения зубы.
– Хотел сказать, что полюбил тебя горячо...
– Горячо-о-о? Не обожги смотри.
Она засмеялась тихим, хитроватым смехом.
– Хочешь ли, я возьму тебя с собою? Ты будешь моей подругой. Я покажу тебе хорошую жизнь... Хочешь?
– Ох, мутишь ты меня, барин. И зачем тебя нелегкая принесла сюда?
– Я тебя люблю... Приворожила, что ль, ты меня?
– В куфарки зовешь али как? Поди, жена али зазноба есть?
– Нету, Дуня, нету. Никогда, никто...
– Ах, бедный ты мой, бедный! Дай пожалею.
– Она высвободила руку из-под накинутой на плечи шубы и стала нежно гладить его волосы, лицо.
– Один, как сыч. Столько лет без любви, без ласки. Ах, как тяжело...
А Дуня ласково, нараспев, говорила, обнимая доктора:
– Милый ты мо-о-й... ребеночек мо-о-й. Да-кась поцелую тебя.
Вот скрипнула в сенцах дверь: кто-то поставил на пол ведра и стал шарить по стене.
Дуня шмыгнула на улицу и притаилась, припав к стене крыльца.
Доктор сидел молча, не двигаясь, словно боясь спугнуть сладостный сон.
Опять скрипнула дверь: закряхтел кто-то, икнул, завозился, и вдруг из темноты сеней раздался старушечий шепелявый окрик:
– Ай! Кто тут? Ты
– Да это я... Саквояж ищу. Чемодан...
Дуня прыснула, узнав голос купца, и плотней запахнулась в шубу.
– Чиквая-а-н? Я те такой чикваян покажу. Язви те! Ишь облапал...
– Это ты, бабушка?
– хрипел купец.
– А тебе ково? Грехо-во-о-дник...
Дуня давилась от смеха. Купец пошел к выходу, а старуха все еще шепелявила ему вдогонку:
– Чиквадан... Ишь ты, чего захотел. Какой-такой тут чиквадан про тебя доспелся... Тьфу!
Купец наткнулся на доктора:
– Ах, это ты? Мечтаниям предаетесь? Ну, ладно, мечтай, мечтай... О чистой... хе-хе.
И он полез по ступенькам, держась за поручни.
Дуня скользнула в сени, но доктор настиг ее, распахнул ей шубу и жарко целовал шею, губы, грудь.
– Пусти, - молила его, - пусти!
– Не могу...
– Пусти... ну, пусти.
А уходя, бросила:
– Я приду к тебе.
– Дуня-я-я!
– Родной мой... желанный.
VI
Самовар опять попыхивал на столе, и поставленный на конфорку чайник задорно стучал крышкой.
Было часов десять вечера. Допрос все еще продолжался:
– Попервоначалу он его в зубы съездил, а опосля того взашей, значит... в лен.
– В лен?
– В лен, в лен.
– Та-а-к...
Купец, лежа на полу, что-то бредил, стонал, ругался.
По избе ходила толстая баба, вся красная, лазила на печь, заглядывала в шкаф.
Купец вдруг быстро-быстро заработал во сне ногами, точно стараясь от кого убежать, потом подпрыгнул на постельнике всем телом, открыл глаза и гаркнул:
– Караул! Ксы!
Баба кинулась к нему и, припав на колени, прошипела:
– Тшшш... Чтоб тебя притка задавила. Это кот. Брысь!
– Тоись как кот?
– А я почем знаю как. Кот, да и кот... Спи-ка знай.
– Боднул кто-то...
Купец сейчас же захрапел, обхватив руками голову.
Доктор, опьяненный вином и Дуней, целый час бродил по деревне. Наконец ему захотелось спать, и глаза его, утомленные, стали слипаться. Придя в земскую, он сел к столу и налил черного, как деготь, чаю. Вскоре явилась и Дуня.
Она несмело подошла к полуотворенной двери и спросила:
– Вам, господин урядник, чайку не прикажете?
– Убирайся! Некогда!
– послышался злой, грубый окрик.
Дуня с омерзением взглянула на жирный, ползущий на воротник загривок, торчащие из одутловатых щек усы и оттопыренные уши.
– Леший... каторжник, - сдвинув брови, обиженно прошипела она - и к выходу.
– Евдокия Ивановна!
– ласково позвал доктор.
– Ну, что?
Он придвинул табуретку.
– Сядь.