Красавчик. Царская немилость
Шрифт:
У штаба тоже было спокойно. У афишной тумбы метрах в тридцати от штаба стоял непонятный хлопчик в пиджаке кургузом, но он если и пас Брехта, то никак не проявил радости по поводу его триумфального появления. Почему триумфального? Да Брехт ход конём сделал. Зашёл в школу неподалёку и спросил, есть ли учащиеся в школе или все на каникулах. Есть, говорят, десяток двоечников, что пришли экзамен пересдавать.
– Замечательно. Давайте я их на экскурсию в штаб 8-й армии отведу. Из пистолета дам шмальнуть. Они тогда экзамен вам на пятёрку сдадут.
Армию в стране любили, и директриса с завучем с радостью пошли
Ночевал Иван Яковлевич на том же месте между двумя большущими соснами в лесу. На этот раз не поленился, наломал побольше еловых лап – и под себя постелил, и сверху накрылся. Рожу обтёр несколько раз срезанной с берёзы берестой, слышал где-то, что это отпугивает комаров. Что уж помогло, береста, ветки ели или, может, крепкий сон, но спал в эту ночь Иван Яковлевич как убитый. Н-да. Не сильно долго осталось.
Тот же вьюнош в кургузом пиджаке у штаба маячил. Пасли, выходит. Но опять никаких телодвижений от этого чекистика не последовало. Стоял, семечки лузгал, словно плевать он хотел на всех Брехтов.
А вот когда генерал-лейтенант вечером вышел из запасного хода, то сразу понял, что всё, это эпилог. Человек десять товарищей стояло. И в форме госбезопасности, и милиционеры со своими смешными петлицами в белых гимнастёрках, и штатские были. Сначала решил Иван Яковлевич вернуться в штаб, но так погано на душе стало, что он передумал. Выбрал кучку именно чекистов в фуражках с тульей светло-синего (василькового) цвета и околышем крапового и направился к ним. Эти товарищи стали поворачиваться, за оружием не тянулись, но и руки к козырькам, честь отдавать, не тянули. Старший был с двумя шпалами. Большой начальник у них, наверное.
– Ты, сучонок, чего генералу честь не отдаёшь?! – подошёл к нему вплотную Иван Яковлевич, да как гаркнет.
– Я…
– Головка! – Брехт выхватил из кармана вальтер трофейный и разрядил в эту группу васильковую его полностью. Девять патронов в немце, всем шестерым хватило. Старшему лейтенанту этому одну пулю в живот, вторую в центр груди. Ещё и на двух штатских пуль хватило. Менты стояли и только начали хвататься за застёгнутые кобуры, когда Брехт выхватил уже из своей кольт и навёл на них, предлагая стволом сойтись им поближе.
– Оружие аккуратно вынимаем и бросаем в кусты.
Милиционеры не поняли. Храбрые, один дёрнулся, Брехт ему в колено выстрелил, а вот рывок второго пропустил. Тот успел достать наган. Иван Яковлевич его опередил и выстрелил первым, но, падая, сержант милицейский успел потянуть спусковой крючок. Пуля вошла в грудь Брехта прямо по центру, перебила аорту, и он, захлёбываясь кровью, стал опускаться на непослушных ногах в пыль двора. Рука выпустила пистолет, и последним усилием уже мёртвый почти Брехт сунул её в карман и сжал синий кристалл.
Глава 3
Событие седьмое
У глупца есть одно преимущество перед умным: он всегда доволен собой.
– Прыщ, мелкий уродливый прыщ! – Пётр Христианович Витгенштейн вылетел из небольшого
Пётр Христианович горько хмыкнул. Со шляпы, точнее с треуголки, всё и началось. Или всё закончилось, чёрт бы её подрал. А ещё лучше того, кто издал этот идиотский указ, черти бы забрали к себе. Лишь пять дней назад он прибыл из своего небольшого имения в местечке Студенцы невдалеке от Подольска Московской губернии. Прибыл в Петербург на Рождество. Был зван самим императором Павлом в честь признания его заслуг. Жену Антуанетту и маленького совсем сына граф оставил в имении, а сам, приехав в Петербург, поселился у своего бывшего командира Валериана Зубова в доме на Миллионной улице. Погода тогда была отличная, и генерал-майор решил прогуляться по набережной пешком. Насиделся в возке под медвежьей полостью за почти тысячу вёрст, что пришлось из Подольска до Санкт-Петербурга преодолеть. Аж качало. Вот и решил пройтись – ноги размять.
И ведь забыл совсем про новый указ императора, тот их такую прорву за эти четыре года наиздавал, что все выучить и запомнить просто невозможно. Но про этот указ знал и даже как-то обсуждал его с Антуанеттой, посмеиваясь над очередной причудой императора. Проходя мимо Зимнего дворца, всякий должен был снять шляпу или шапку. А он шёл себе по набережной, и только когда к нему подступил, преграждая дорогу, поручик – заместитель квартального надзирателя, и приказал следовать за ним к будке, чтобы записать данные для дальнейшего вынесения штрафа, вспомнил о сём указе Павла Петровича.
Человеком Пётр Христианович был не богатым и резким в решениях, оттолкнув служителя закона, он развернулся и пошёл назад. Вот ещё, он почти в фаворе у императора, недавно вот поставлен шефом Мариупольского гусарского полка, которым до него командовал сам князь Багратион.
Однако этот клещ впился в него, а тут и два дворника подоспели. Пришлось и штраф уплатить, и бумагу какую-то подписать. Граф с расстройства вернулся чуть не бегом к Зубову во дворец и выкушал бутылку коньяка французского. Утром голова побаливала, но Пётр Христианович поправил здоровье принесённым слугой бокалом шампанского, да и забыл про этот неприятный инцидент. Как же, генерал и граф с дворниками подрался. Чем уж гордиться?
Дом, в котором генерал-майор Витгенштейн остановился, был знаменит на весь Петербург. Начать стоит с того, что раньше он принадлежал самому Густаву Бирону. Да и потом дом был на виду. Ещё пять лет назад он принадлежал супругам Дивовым. Елизавета Петровна Дивова была фрейлиной самой императрицы, но там случилась тёмная история с эпиграммами и карикатурами на матушку государыню, и Дивовы покинули Петербург, обосновавшись в Париже.
Находясь в столице Франции, супруги Дивовы, по слухам, взяли на откуп у полиции игорный дом, который стал приносить им огромные прибыли. Набив сундуки золотом и серебром, Дивовы вернулись в Петербург. Они привезли с собой в Россию все модные парижские привычки и принимали утренних посетителей, лёжа на двуспальной кровати в высоких чепцах с розовыми лентами.