Красавец горбун
Шрифт:
– Позволь обнять тебя, прекраснейшая! – сказал Бедр-ад-Дин.
Она послушно легла, дрожа от возбуждения и ощущая жар его тела. Он стал поглаживать ее, словно бы желая успокоить и унять дрожь. Постепенно ему это удалось, Фарида обмякла в его объятиях. Бедр-ад-Дин крепче прижал ее к себе и стал целовать ее лицо.
– Может быть, тебя утомили мои ласки? – спросил он, проводя ладонью по ее спине и бедрам.
– О нет, любимый, я так скучала по тебе! – ответила она.
Он поцеловал ее в губы столь нежно и жарко, что у нее закружилась голова. А когда его язык проник ей в
Бедр-ад-Дин осторожно уложил ее на спину и, наклонившись над ней, начал попеременно целовать и теребить языком оба соска. Фарида непроизвольно охнула, охваченная возрастающим вожделением. В груди и внизу живота вспыхнуло адское пламя, распаленная ласками мужа плоть требовала удовлетворения. Фарида изогнулась и повела бедрами, окончательно отдаваясь фантазиям любимого.
Бедр-ад-Дин прильнул к ее груди, словно голодный младенец. И сладострастный стон сорвался с алых губ Фариды. Бедр-ад-Дин погладил рукой ее лилейное бедро. Тело ее начало плавиться. Рука мужа проскользнула между бедер и слегка сжала горячую жемчужину страсти. Фарида охнула от неожиданности и уперлась ладонями в плечи мужа, пытаясь оттолкнуть его.
Он приподнялся и спросил, глядя ей в глаза:
– Поверь мне, о звезда моей жизни! Ты ведь хочешь взлететь со мной туда, где рождаются звезды?
– Я не знаю… – робко прошептала Фарида.
– Успокойся, прекрасная греза! Получи несравненное удовольствие! – проговорил Бедр-ад-Дин. Теперь его пальцы ласкали ее потаенные складки.
Она зажмурилась, однако позволила ему дразнить ее сокровенный тайник и лишь тихонько охала, когда он дотрагивался до ее драгоценной розовой жемчужины. Бедр-ад-Дин стал поглаживать окружающие средоточие страсти трепетные лепестки, распаляя в жене своими умелыми ласками звериную, дикую страсть. Все ее страхи и сомнения испарились, уступив место неописуемому удовольствию.
Фариду затрясло, словно в лихорадке, голова ее заметалась по подушке, она громко и призывно застонала. Ее лоно наполнилось любовными соками. Бедр-ад-Дин удовлетворенно прошептал:
– Вот видишь, мое сокровище, твой цветок источает мед!
Лицо Фариды стало пунцовым, она приоткрыла уста. Вдохновленный этим зрелищем, Бедр-ад-Дин принялся двигать пальцами в ее волшебной пещере без особых церемоний. Фарида замотала головой, постанывая и повизгивая от наслаждения. Она извивалась и изгибалась, пытаясь облегчить сладкую боль, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание.
– Я вижу, ты готова меня принять! – с восторгом вскричал Бедр-ад-Дин и с немыслимым восторгом вошел в ее росистое горячее лоно.
Захваченная неописуемыми ощущениями, Фарида громко и восторженно вздохнула. Бедр-ад-Дин слегка вытянул свой меч из ее горячих ножен и тотчас же вошел туда вновь, теперь по
– Помни о звездах, моя чудесная! – шептал Бедр-ад-Дин. – Ты полетишь к ним вместе со мной?
Слезы чистой радости брызнули у нее из глаз при этих словах. Она замерла, наслаждаясь ощущением заполненности своего лона, и выдохнула:
– Да!
Он нежно поцеловал ее и проговорил:
– Теперь мы станем одним целым, моя любовь!
Услышав это, она сладострастно задрожала, чувствуя, как бежит по телу огонь, высеченный его любовным орудием. Бедр-ад-Дин высекал все новые и новые снопы искр, вынуждая Фариду изгибаться дугой и играть бедрами. В глазах у нее потемнело от стремительно приближающегося шквала чувств. Она изо всех сил прижала ногами к себе торс мужа и, впившись ногтями в его спину, вскричала:
– Бедр-ад-Дин!
Он воспринял этот возглас как мольбу и поспешил навстречу ее безудержной страсти. Фарида взвизгнула, но Бедр-ад-Дин запечатал ее уста поцелуем и продолжил свой штурм. Широко раскрыв глаза, она упивалась видом его искаженного страстью лица, теряла рассудок от его властных и сильных ударов. Он стал для нее осью вселенной, центром мироздания, властелином всех ее чувств.
Его ненасытный горячий рот жадно всасывал ее прерывистое дыхание, бедра ходили ходуном, мужская твердь распирала лоно, а хриплый голос приводил ее в неистовство. Фарида смутно осознавала, что рыдает от счастья. Бедр-ад-Дин все быстрее и быстрее двигался внутри, дыхание его стало тяжелым и горячим. Вдруг где-то в глубине ее помутившегося сознания что-то взорвалось – и сноп алмазных искр сверкнул у нее перед глазами. Она пронзительно вскрикнула, пронзенная давно забытым блаженством, и затряслась в конвульсии, чувствуя, что умирает в его объятиях.
Бедр-ад-Дин сжал ее напрягшееся тело и, приподняв ее над кроватью, нанес последний, сладчайший удар. Его лицо исказилось, и в тот же миг он излил в нее весь пыл, скопившийся в чреслах.
Они еще долго лежали обнявшись, прежде чем Бедр-ад-Дин перекатился на бок и, сделав глубокий вдох, спросил у рыдающей жены столь нежно, сколь только смог:
– Почему ты плачешь, мое блаженство? Я причинил тебе боль?
– Нет женщины более счастливой в этом мире, чем я, о мой муж и повелитель, – ответила она, глядя на него ласковым взглядом.
Слезы радости катились по ее щекам, на губах блуждала блаженная улыбка, а в глазах светилось счастье. Бедр-ад-Дин нежно обнял ее и стал целовать влажное лицо, приговаривая:
– Вот ты и познала настоящий рай, моя прекрасная и единственная.
– Я видела вблизи звезды! – сказала Фарида, дотрагиваясь пальцем до его чувственных губ. – Они прекрасны!
Макама двадцать восьмая
Потекли счастливейшие для Бедр-ад-Дина дни. Днем он играл с сыном, радуясь каждому новому выражению лица своего малыша, его лепету, а вечера отдавал любимой жене. И не было на свете человека счастливее, чем он.