Красавица и герцог
Шрифт:
Ей хотелось обнять его, раствориться в нем, стать частью его самого, и что самое странное – здесь, рядом с тайной комнатой, в золотом сиянии солнца это казалось самой естественной вещью на свете.
Но глаза Джека были закрыты, и часть волшебства ускользала, терялась. Наверняка так и было, ведь если бы в это мгновение он испытывал то же, что и Грейс, если бы он видел, что с ней творится, он никогда не произнес бы своим звучным, полным очарования голосом:
– Мы уже пришли?
– Почти, – прошептала Грейс.
Ей бы следовало радоваться, что колдовство
Однако ей не хватило храбрости совершить грехопадение. Она молча подвела мистера Одли к открытой двери и тихо произнесла:
– Это здесь.
Глава 11
Джек открыл глаза, и у него перехватило дыхание.
– Никто не приходит сюда, кроме меня, – прошептала Грейс. – Не знаю почему.
Здесь владычествовал свет. Солнечные лучи, словно расплавленное золото, лились сквозь неровные стекла старинных окон и золотой пылью дрожали в воздухе…
– Здесь особенно красиво зимой, – после небольшой запинки добавила Грейс, – это настоящее чудо. Не могу объяснить, в чем тут дело. Наверное, солнце опускается ниже. А снег…
«Всему виной этот свет. Дрожание бликов. Золотой дождь, омывающий ее лицо, плечи, волосы. Грейс…»
Джек почувствовал, как сердце сжимается в груди. Его словно ударили дубиной, вышибли дух… Тело налилось тяжестью. Он был не в силах заговорить, облечь мысли в слова, выразить хотя бы малую долю того, что испытывал…
– Джек? – шепнула Грейс, и внутри у него будто прорвало плотину.
– Грейс. – Ее имя звучало для него благословением. Захлестнувшее его чувство было сильнее желания, мучительнее жажды. Точно в него внезапно вселилось дикое, безрассудное, необузданное существо, и лишь одна Грейс способна была его укротить. Это походило на безумие, но Джек вдруг необычайно ясно понял, что, если сейчас же, немедленно не обнимет Грейс, не прикоснется к ней, что-то в нем умрет. Умрет навсегда.
Джентльмену удачи, привыкшему смотреть на жизнь как на бесконечную череду забавных нелепостей и дурачеств, трудно было представить себе что-то более пугающее.
Он схватил Грейс за плечи и рывком притянул к себе. Он был резок, почти груб. Страсть, внезапная, как огненная вспышка, ослепила его.
– Грейс… – повторил он, не в силах побороть искушение вновь произнести ее имя. Неужели они знакомы всего один день? Нет, это невозможно. Она ниспослана ему судьбой, его небесная благодать, его Грейс. Она всегда была рядом и ждала, когда он наконец откроет глаза и увидит ее.
Джек обхватил ладонями ее лицо. Он сознавал, что завладел бесценным сокровищем, и все же не мог заставить себя касаться Грейс с тем благоговением, которого она заслуживала. Его пальцы казались
Его губы коснулись ее губ, и в этот миг Джек отчетливо понял, что погиб. Сейчас для него не было ничего дороже этой женщины, заменившей ему весь мир.
– Джек… – выдохнула Грейс, и по телу его прошла жаркая волна желания.
– Грейс… – шепнул он, не находя других слов. Впервые в жизни Джек испугался, что бойкий язык подведет его. Он боялся сказать слишком мало или, наоборот, чересчур много. И тогда Грейс узнает, если каким-то чудом еще не догадалась, что он околдован ею.
Он поцеловал ее, жадно, страстно, вложив в поцелуй весь жар, от которого плавилось его тело. Его руки скользнули по ее спине, запоминая нежные изгибы. Желание жгло его изнутри. Он прижал Грейс к себе еще сильнее. Ему хотелось лишь одного – почувствовать упругость ее плоти, нежность ее кожи, ощутить ее как можно ближе, ближе. Это единственное, о чем Джек мог сейчас думать, если он вообще способен был думать. Он был одержим желанием.
– Грейс… – повторил он, касаясь нежной кожи возле ключицы, у самого выреза платья.
Она вздрогнула, и Джек безмолвно замер, не в силах даже помыслить оторваться от нее. Но Грейс лишь прошептала, накрыв его ладонь своей:
– Я просто не ожидала.
Только тогда Джек перевел дыхание. Дрожащими пальцами он погладил край ее корсажа, отделанного изящными фестонами. Голубая жилка на ее шее отчаянно забилась, а с губ сорвался тихий вздох – едва ли кто-то, кроме Джека, с жадностью вслушивавшегося в ее дыхание, смог бы его уловить.
– Вы так прекрасны! – вырвалось у него. Самое поразительное, что в этот миг Джек не смотрел на лицо Грейс, он любовался ее белой как молоко кожей и прелестным румянцем, проступавшим под его пальцами.
Он медленно наклонился и приник губами к нежной впадинке у ее горла. Грейс тихо застонала и запрокинула голову, молчаливо отдавая себя в его власть. Ее руки обвили шею Джека, пальцы зарылись в волосы, и тогда Джек, поддавшись безотчетному порыву, подхватил ее на руки и понес к низкому широкому дивану у окна, залитому ослепительным сиянием солнца, золотистым светом, околдовавшим их обоих.
В первое мгновение, опустившись на колени рядом с Грейс, Джек мог лишь безмолвно любоваться ею, потом трясущейся рукой робко погладил ее по щеке. В ее широко распахнутых синих глазах читалось удивление, взволнованное ожидание и… легкий испуг.
И еще безграничное доверие. Грейс желала его. Его, и никого другого. Ни один мужчина не целовал ее прежде, Джек мог бы в этом поклясться. Хотя недостатка в мужском внимании она определенно не испытывала. Смешно было сомневаться в этом. Такую красавицу, как Грейс, мужчины, должно быть, осаждали толпами. Ей с ранней юности приходилось отбиваться от назойливых ухажеров. Но она ждала. Ждала его.