Красавицы Бостона. Распутник

Шэн Л. Дж.

Байрон и Бенедикт стояли в конце толпы. Обоим уже перевалило за сорок, и выглядели они обрюзгшими и помятыми. Такое впечатление, будто все время с моего отъезда они только и делали, что пьянством и курением доводили себя до нынешнего состояния.

А еще присутствовала Луиза Бутчарт.

В свои тридцать девять Луиза сумела стать приятной на вид. Коротко подстриженные, блестящие и темные, как моя душа, волосы, алые губы и привлекательная изящная комплекция. Стройную фигуру украшало черное двубортное пальто.

Такую женщину

хотел бы видеть рядом с собой любой уважаемый мужчина моего положения и титула.

Должен признать: если бы не то обстоятельство, что мне необходимо отвергнуть ее из принципа, Луиза наверняка могла однажды осчастливить такого, как я. Сунув сигарету в рот, я закурил и направился к зияющей дыре в сочном зеленом газоне. Остановился, когда уперся грудью в спину Сесилии. Наклонившись, приблизился губами к ее уху.

– Привет, сестренка.

Сесилия повернулась ко мне, голубые глаза засияли от потрясения. Я не сводил взгляда с гроба, который постепенно скрывался под комьями земли. На миг я отчетливо осознал, что внимание всех присутствующих переключилось с него на меня. Я не мог их винить. Наверное, все подумали, что это не я, а голограмма.

– Дэвви! – Сесилия обхватила меня за плечи и уткнулась лицом в шею. – Как же мы по тебе скучали! Мамочка сказала, что ты приедешь только завтра.

Я обнял ее и поцеловал в макушку.

– Моя милая девочка, я всегда буду рядом.

Даже если придется почтить память недоноска, который подарил мне жизнь.

– Боже ты мой! У меня чуть не случился сердечный приступ! – вскричала мама и заковыляла ко мне, утопая каблуками в размякшей земле.

В воздухе пахло английским дождем. Домом. Я заключил мать в объятия и поцеловал в щеку.

– Мамуля.

Скорбящие начали стягиваться вокруг нас, бросая любопытные взгляды. Я испытывал мелочное удовольствие оттого, что в очередной раз украл внимание у Эдвина, даже когда он отправился в последний путь.

Мама запрокинула голову и прижала замерзшие ладони к моим щекам, глядя блестящими от слез глазами.

– Ты такой красивый! И такой… такой высокий! Я все время забываю твое лицо, если не вижу тебя по нескольку месяцев.

У меня невольно вырвалось нечто среднее между ворчанием и смешком.

Я был так решительно настроен не возвращаться в Англию, пока жив мой отец, что едва не забыл о том, как сильно скучал по матери и Сесилии.

– Все же сумел прилететь? Молодец, приятель. – Дрю похлопал меня по спине.

Продолжая обнимать маму, я почувствовал нерешительное прикосновение ладони к моей руке. Повернув голову, увидел смущенно улыбающуюся Сесилию. Ее розовая кожа казалась хрупкой, как стекло электрической лампочки.

– Я скучала по тебе, братик, – тихо сказала она.

– Сеси, – проворчал я, едва ли не с мукой. Отпустив мать, я заключил сестру в объятия. Ее светлые кудри защекотали мне нос. Я с удивлением обнаружил, что от нее, как и прежде, пахло

зелеными яблоками, зимой и лесом. Детством, в котором было слишком много правил и слишком мало смеха.

Меня сразило сожаление.

Я пренебрегал своей младшей сестрой. Бросил на произвол судьбы, когда она была еще подростком.

Мама оказалась права: возвращение в Англию возродило старые воспоминания и нерешенные проблемы.

– Ты останешься на какое-то время? – взмолилась Сеси.

– Останусь на несколько дней. – Я погладил сестру по волосам, а глянув поверх ее макушки, встретился взглядом с Дрю, который неловко переминался с ноги на ногу, выглядя отнюдь не довольным тем, что в доме появился еще один мужчина. – Как минимум, – многозначительно добавил я.

Сесилия задрожала в моих объятиях, и я вдруг ужасно разозлился на самого себя за то, что не принимал большего участия в ее жизни. В детстве она всегда нуждалась во мне, и я всегда был рядом. Но ненависть к отцу вынудила меня пропустить ее свадьбу три года назад.

– Ты счастлива с ним? – прошептал я ей в волосы, чтобы только она могла меня услышать.

– Я… – начала сестра.

– Ну и ну, – объявил Бенедикт и сжал мое плечо. Байрон шел за ним по пятам. – Я уж думал, скорее свиньи полетят, чем я увижу, как Дэвон Уайтхолл ступит на британскую землю.

Я отошел от Сесилии и пожал обоим братьям руки.

– Приношу извинения, но единственные знакомые мне свиньи – здесь, на земле, и похоже, им не помешает наведаться в лечебницу.

Улыбка Бенедикта померкла.

– Очень смешно. – Он стиснул зубы. – Да будет тебе известно, у меня проблемы с щитовидной железой.

– А что же ты, Байрон? – я обратился к его брату. – Какие проблемы мешают тебе выглядеть как трезвый, работоспособный член общества?

– Не все из нас настолько тщеславны, чтобы так сильно заботиться о своей внешности. Слышал, ты теперь миллионер, который всего добился сам. – Байрон разгладил рукой костюм.

Я докурил и бросил окурок в сторону могилы.

– Справляюсь.

– Быть известным благодаря своим достижениям – очень тяжкий труд. Лучше быть известным благодаря фамилии и наследству, – хохотнул Бенедикт. – В любом случае рад, что ты вернулся.

Но суть в том, что я не возвращался. Я был простым гостем. Сторонним наблюдателем своей прежней жизни.

Я построил новую жизнь в другом месте. Жизнь, которая связана с семейством Фитцпатрик, взявшим меня под крыло. С моей юридической фирмой, фехтованием и женщинами, за которыми я ухаживал. С новым сюжетным поворотом в моей истории в лице Эммабелль Пенроуз, у которой демонов в шкафу больше, чем платьев.

Пока люди обступали меня со всех сторон, желая узнать о моей жизни в Америке – о моих друзьях, партнерах, клиентах, любовных завоеваниях, – я заметил, что только один человек остался стоять в стороне по другую сторону засыпанной землей, неглубокой могилы.