Красавицы Бостона. Распутник

Шэн Л. Дж.

Персефона «Перси» Фитцпатрик была полной моей противоположностью – романтиком, матерью и сторонницей правил.

О, а еще женой богатейшего человека Америки. Подумаешь.

Я остановилась и уперлась рукой в кирпичную стену. Салем-стрит, усеянная пекарнями, красочными кафе и цветами в подвесных корзинах, раскинулась передо мной во всей своей летней красе.

– Нет, Перс. Ты совершенно права. Мне нужно было услышать твой голос.

Слух наполнило неловкое молчание. Когда Перси поняла, что я не стану пояснять, почему

же мне нужно было его услышать, она спросила:

– Я могу что-нибудь для тебя сделать, Белль? Хоть что-то?

Можешь родить за меня ребенка?

Можешь вылечить мою матку?

Можешь стереть прошлое, которое так основательно меня сгубило, что я больше не могу доверять ничему и никому, кроме самой себя?

– Мне достаточно слышать твой голос, – улыбнулась я.

– Люблю тебя, Белль.

– А я тебя, Перс.

Я убрала телефон обратно в сумку, беззаботно улыбаясь, будто все в полном порядке.

А потом… потом я почувствовала, как щеки стали мокрыми от неистовых, неудержимых слез.

Неужели я расплакалась посреди оживленной улицы? Да, так оно и было.

Вернее сказать, разрыдалась. Задыхалась от слез – тоже подходящее описание. Мои слезы были горькими, горячими и полными жалости к себе и нового всплеска гнева. От чувства несправедливости перехватило дыхание. Почему так происходит? Почему со мной? Я не плохой человек.

Напротив, очень даже классный.

Я жертвовала на благотворительность, нянчилась с детьми моих подруг и всегда покупала печенье у девчонок-скаутов. Даже песочное с лимонной глазурью, которое (давайте признаем) настолько отвратительное, что его стоит запретить во всех пятидесяти штатах.

Почему для меня рождение ребенка окажется труднее (если вообще возможно), в то время как все вокруг залетали, стоило их мужьям попросить передать им соль?

Подавленная, встревоженная и сбитая с толку, я поплелась прямиком в храм.

Нет, не тот, в котором возносят молитвы. А в бар под названием «Храм».

Возможно, напиваться средь бела дня – не самый умный поступок, но он точно приносил утешение. К тому же мне нужно подготовиться к сегодняшней вечеринке. А я сегодня непременно пойду тусоваться.

Я открыла дверь, вошла в бар и заказала бокал любой выпивки, которая позволит мне моментально напиться.

– Сейчас подам «Афтершок» [5] и бокал вина, – бармен поприветствовал меня, закинул на плечо салфетку и достал из посудомоечной машины наполненный паром стакан.

Я опустилась на барный стул и стала разминать виски, пытаясь осмыслить новое реальное положение моих дел. Либо я заведу ребенка прямо сейчас, либо никогда.

Туристы и представители свободных профессий отдыхали в зеленых деревянных кабинках, наслаждаясь пинтами «Гиннесса», тушеными колбасками с картофелем и ирландским рагу.

5

«Афтершок» –

ликер с перечной мятой и корицей.

Из колонок звучали радостные и полные веселья ирландские народные песни. Неужели мир не знал, что мне больно?

Заведение походило на настоящий ирландский паб с высокими декорированными потолками и пропитанными выпивкой стенами.

Бармен вернулся с моими напитками, пока я не успела неожиданно разрыдаться. Я не плакала с пяти или, может, шести лет и не собиралась без конца лить слезы после того, как узнала, что мне придется забеременеть в тридцать, не будучи финансово обеспеченной.

Я залпом выпила «Афтершок», жахнула стаканом по стойке и сразу же взялась за вино.

В поле зрения показался высокий темноволосый тип привлекательной наружности. Уперся локтем в барную стойку и наклонился ко мне:

– Ты, часом, не Эммабелль Пенроуз?

– А вы, часом, не мужчина средних лет, у которого достаточно жизненного опыта, чтобы понимать, что не стоит беспокоить людей, когда они пытаются напиться? – огрызнулась я, готовая повторить выпивку.

Он издал смешок:

– Дерзкая, как я и представлял. Я хотел сказать, что мне нравится твоя бизнес-модель. И задница. И то и другое отлично смотрится на рекламном щите напротив моего дома. – Он наклонился ближе, собираясь зашептать мне на ухо.

Я развернулась на стуле, мертвой хваткой вцепилась в его запястье и выкрутила руку, едва ее не сломав. Мужчина со стоном зажмурился.

– Какого хре…

Настал мой черед податься к нему:

– Такого, что я пытаюсь насладиться напитком, не подвергаясь сексуальным домогательствам. Думаешь, я слишком многого прошу? То, что мне принадлежит бурлеск-клуб, не дает тебе права пытаться пустить в ход руки. В точности как, будь ты дантистом, это не дало бы мне права разлечься на твоем столике в ресторане посреди ужина и попросить вылечить мне кариес. А теперь вали.

Я оттолкнула парня, отчего он пролетел вдоль стойки обратно на свое место, по пути сыпля ругательствами. Схватил свое пальто и умчался из бара.

– Ого. Твой день настолько же плох, как похмелье, которое ждет тебя завтра утром? – бармен ехидно мне улыбнулся. На вид он был парнем лет двадцати пяти, с рыжими волосами и с татуировкой в виде клевера на предплечье.

– Мой день хуже любого алкогольного отравления, когда-либо зафиксированного на земле. – Я стукнула винным бокалом о стойку. – Уж поверь мне.

– Не верь ей. Она взбалмошная, – со смешком произнес голос с шикарным британским акцентом с места через три от моего. Человек, которому он принадлежал, сидел в тени в глубине бара. Мрак скрывал его изящный силуэт. Мне не нужно было всматриваться, чтобы понять, кто это.

Только один человек в Бостоне источал голосом власть, дым и надвигающийся оргазм.

Поприветствуйте Дэвона Уайтхолла.

Который также известен, как Ублюдок, нарушивший мое строгое правило одной ночи.