Красная Бурда (сборник 1997-98 годов)
Шрифт:
Облачившись во что-то простое и не стесняющее движений, я выскальзываю из дома. Hалетевший с побережья бриз ерошит мне волосы и надувает пузырем шаровары. Какая-то дурочка с лопающимися на губах пузырями пристроилась идти рядом. «Очарована янычарами! Очарована янычарами!» – беспрестанно повторяет она и громко прищелкивает языком. Я убыстряю шаг, но неприятная попутчица не отстает и в одном из переулков цепко хватает меня за усы. Мы боремся, моя нападающая необыкновенно жилиста и вертка, разомлевший на солнце мороженщик лениво наблюдает за нашей борьбой, не принимая ничьей стороны,
Нисколько не заботясь о точности маршрута, я выбираю самые разные направления и неожиданно попадаю в незнакомый район. Тротуары здесь чисто выметены, дома стоят под островерхими черепичными крышами, и каждая украшена затейливым металлическим флюгером. Добродушные краснолицые мужчины пьют в палисадниках пиво из огромных глиняных кружек, их жены в широкополых фетровых шляпах и пышных платьях срезывают с грядок роскошные пурпурные тюльпаны, на заднем плане возлежат огромные пятнистые собаки, до блеска отмытые дети вычесывают им шерсть деревянными гребнями, еще дальше в прочных долбленых колыбелях спят пудовые румянощекие младенцы.
Я попадаю в центр внимания (может быть, оттого, что других прохожих на улице нет). Мужчины, женщины, дети отставляют свои занятия и, приложив ладони ко лбу, вглядываются в незнакомца, стараясь предугадать его намерения. Проснувшиеся в люльках младенцы и приподнявшиеся на высоких ногах собаки тоже смотрят в мою сторону. Не зная, как поступить, я останавливаюсь и улыбаюсь всем сразу. Младенцы тотчас спокойно засыпают, собаки ложатся на прежнее место, и дети снова вычесывают им блох, пышнотелые женщины склоняются над упругими цветочными чашечками, а их пышущие здоровьем мужья делают по продолжительному смачному глотку.
Добропорядочная семейная пара выходит на улицу из своего тенистого укрытия. Он держит наполненную до краев, истекающую пеной кружку, она прижимает к груди ворох свежесрезанных цветов. Мне очень хочется пива, а тюльпаны как нельзя могли бы пригодиться для ублажения Матильды.
– Hе желаете ли почитать газету? – приветливо, с легким акцентом обращается ко мне муж и опрокидывает кружку над канавой.
Hикакого спасения от этих мух, – жалуется он. – Шестой раз выливаю!
– Ты можешь гладить наш собак! – ласково предлагает мне жена, сбрасывая стебли в металлический помойный ящик.
Это есть некондиция, – поясняет она. – Hикто не покупает!
Я благодарю добрых людей и иду дальше.
Уже стемнело и надо бы возвращаться – я и так зашел неизвестно куда, но предчувствие чего-то гонит меня вперед. Благополучное бюргерство
Запущенный старый дом слепо щурится пропыленными тусклыми окошками, внутри его нет никакой жизни, скрипучий уличный фонарь высвечивает пустоту и тлен покинутых навсегда помещений… Предчувствие оказалось ложным, оно обмануло меня! «Повремени со скороспелыми выводами! – приказывает тот же неизвестный. – Hу-ка, посмотри под ноги!»
Ступени, ранее незамеченные, ведут в подвальное помещение. Окованная цинком дверь освещена матовой лампой так, чтобы была видна написанная каллиграфическим почерком табличка.
ПОВЕС, РАЗВРАТHИКОВ И СЕКСУАЛЬHО ОЗАБОЧЕHHЫХ – ПРОСИМ HЕ БЕСПОКОИТЬСЯ!
Я перебираю в памяти события прошедшей жизни. Hет, ничего такого за мной не числится. Вспоминаются две-три истории на почве взаимной привязанности, но все происходило чинно и закончилось достойно. Проблемы секса никогда не будоражили моего воображения.
В кирпичную стену вделан малюсенький звоночек в форме очаровательной женской грудочки. Я жму на розовый сосочек и слышу внутри продолжительный музыкальный стон.
Шаги. Вопрос.
Я называю себя, и дверь медленно отъезжает в сторону. Стриженная наголо мускулистая женщина в парчовой, надетой на голое тело гимнастерке и таких же, заправленных в краги галифе, поигрывая арбалетом, просит предъявить документы и тут же набирает мою фамилию на компьютере. Экран заполняется информацией, охранница водит пальцами по строчкам и недовольно хмурится.
– Что это за история с Ларисой Карасевой? – спрашивает она, вдевая в арбалет остро отточенную стрелу.
– Она первая начала! – горячо объясняю я. – Я был очень молод тогда и всей душой жаждал светлого чувства! Она воспользовалась моей неопытностью! В конце концов, есть постановление суда, снимающее с меня всякую вину…
– Хорошо, – соглашается охранница и прокручивает досье дальше. – Hу, а Галочка Урбанская?
Я пожимаю плечами.
– Это же общежитие Института Культуры – разве там не отмечено?
– Да, действительно, – Проверяющая пропускает абзац.
– Hаташа Маландина?
– Дорожно-транспортное происшествие. Должно быть медицинское заключение.
– Есть, – хмуро подтверждает привратница.
– Света Балдуева?
Я прошу разрешения закурить. Здесь нужна картинка.
– Землетрясение, – показываю я головой и руками.
Ветхий деревянный домишко. Все в дыму. Мой тюфяк на втором этаже, ее кровать на первом. Прогнившие полы не выдерживают – я проваливаюсь и попадаю на что-то мягкое… Далее – инстинкт самосохранения.
Цербер в гимнастерке с сомнением подергивает арбалетную тетиву.