Шрифт:
ВЛАДИМИР КОЛИН
КРАСНАЯ ЛЯГУШКА
Перевод с румынского ЕЛЕНЫ ЛОГИНОВСКОЙ
Когда я вспоминаю то лето и удивляюсь, как я мог не заметить странных событий, ежедневно происходивших прямо у меня под носом, я нахожу этому одно единственное объяснение: что исключительному просто не было места в координатах моего существования. Я прирожденный статистик, человек всепобеждающей действительности. Воспитанный в духе уважения к этой действительности, я ищу в ней рациональное объяснение всех явлений, с которыми сталкиваюсь, и это кажется мне естественным и логичным.
Но именно поэтому непредвиденное
В то утро, на рассвете, я ушел рыбачить в укромный уголок, который приглядел себе на Дунае, где, сидя на стволе упавшей ивы, мог забрасывать удочку подальше, и, насколько мне помнится, не заметил, уходя, ничего особенного. После годового сидения в кабинете, заваленном палками и диаграммами, я всей душой отдался очарованию летних каникул. По реке сонно ползла баржа, над которой, высоко в прозрачном небе, кружил ястреб, солнце палило землю, и она источала сладковатые ароматы лета, а я, глядя на свое изломанное отражение в тихой воде, равнодушно следил за ленивым покачиванием поплавка. Ничто не предсказывало мне, что впереди у меня уже немного таких мирных дней.
Когда солнце поднялось довольно высоко, я свернул свою удочку и, так как не стремился к непосильному улову, с легким сердцем направился домой, раскачивая в сачке несколько крошечных серебристых существ, которых решил пожертвовать хозяйской кошке. Солнце жгло немилосердно, и я с нетерпением ждал того момента, когда растянусь на кровати в прохладе снятой мною в деревне комнатушки. Я медленно прошел вдоль плетней, тянувшихся по всему берегу, радуясь усталости, которая, как вязкая жидкость, разлилась по всему моему телу, и открыл калитку сада, выходившего к Дунаю, как и все сады Солзосу - деревеньки, которая кажется пропущенной через прокатный стан, такой узкой лентой тянутся между Дунаем и шоссе ее немногочисленные домишки.
В саду меня встретила плачущая Иоана. Моя дочь не знала ласк матери, умершей при родах, и, словно несчастье, обрушившееся тогда на нас, отметило ее на всю жизнь, с самых ранних лет проявляла необычайную зрелость. Это смуглая девочка с удлиненным лицом, окаймленным черными косами. Всегда молчаливая, она смотрит на мир задумчиво, словно взвешивая людей и события, но иногда вдруг предается приступам необычайного веселья, которые меня пугают. Она начинает прыгать, как мяч, и смеяться, напервый взгляд, без всякой причины. Доктора объяснили мне, что это своего рода "компенсация". Вообще же, обычно строгая, она движется
Но против своих убеждений она и пальцем не шевельнет. Такие дети плачут редко. Поэтому меня испугали слезы, с которыми она встретила меня, когда в то утро я вернулся с рыбалки.
– Что случилось?
– воскликнул я, бросая ведерко и сачок и кидаясь к ней, чтобы схватить ее на руки.
– Лягушка!-пробормотала она сквозь слезы.
– Злая лягушка!
– Какая лягушка?
– Красная! Злая лягушка... Я хотела поиграть с ней ... а она меня уколола ...
И протянула мне правую руку. Ладонь и кожа пальцев были и в самом деле красные, словно обожженные крапивой.
– Где эта лягушка?
– спросил я.
– Я бросила ее в яму... В наказание.
Я не стал спрашивать Иоану, в какую яму она ее выбросила, и удовольствовался тем, что, как истинный горожанин, слыхавший о существовании ядовитых лягушек, смазал ее ладонь спиртом и затем мазью. Она жаловалась на чесотку и весь день потирала свою ладонь и нежную кожу пальцев. Вечером, ложась в кровать, она свесила правую руку, явно не перенося мысли, что она может коснуться простыни или наволочки.
Несколько раз мне почудилось, что Иоана говорит во сне, но я не был уверен, что она в самом деле произнесла слова "красная лягушка". Обычно спящая без движений, как неодушевленный предмет, на этот раз она вела себя беспокойно и всю ночь крутилась в кровати.
– Что тебе приснилось?
– спросил я ее утром. Но она беспечно пожала плечами: - Забыла!
Ладонь, еще красная, больше ее не беспокоила. Когда я выходил из сада, Иоана, казалось, была в обычном настроении. Поэтому я спросил ее, помнит ли она, что вчера выбросила в яму какой-то предмет.
– Да, - сказала она.
– Красную лягушку.
– Куда ты ее выбросила?
Окинув взглядом грядки овощей и цветов, я вспомнил, что на днях наш хозяин и в самом деле выкопал неглубокие ямы, в которые хотел что-то посадить. Теперь ямы были зарыты. Иоана сделала несколько шагов между грядками, повернулась в одну сторону, потом в другую и неуверенно призналась: - Я не помню ...
– А эта лягушка и в самом деле была красная?
– Да,-сказала Иоана.
– И безногая!
Я взглянул на нее с удивлением.
– Как это безногая?
– Так. Безногая! И двигалась вот так, вот так...
Сложив ладони, она начала ритмично разнимать и складывать их снова, пытаясь передать движения странного существа.
– Глупости!
– сказал я.
– Не бывает безногих лягушек. Наверное, ты ее не рассмотрела...
На этот раз Иоана взглянула на меня пристально и снисходительно улыбнулась.
– Нет, рассмотрела, папочка... И даже подержала в руках. Она была красная.
И взглянула на ладонь, хранившую следы прикосновения ядовитой кожи животного. Разумеется, я был заинтригован. Но не мог же я придавать слишком большого значения замечаниям шестилетней девочки, до тех пор наверное видевшей лягушек лишь на картинках!
Однако, спешить мне было некуда и наверное поэтому я еще на минуту продолжил разговор.
– А какая у нее была кожа?
– спросил я несколько насмешливо.