Красная машина. Юниор 2
Шрифт:
Вернее, я упорно думал, что оно рухнуло. Само собой. Просто так. Даже на полном серьезе возникала мысль, не сглазил ли меня кто-то. Например, Ленка. Она по-прежнему игнорировала любые намеки с моей стороны, при встрече делала вид, будто незнакомы. Ну, то есть каждый день. Потому что мы виделись в школе во время уроков. Более того, их общение со Спиридоновым продвигалось вперед семимильными шагами. Каждый раз, когда он заваливал к нам в комнату и с придыханием рассказывал, как эта новенькая на него запала, я чувствовал огромное желание взять, что потяжелее, и разбить Толику о башку. Но и предъявить ничего не предъявишь в данном случае. Ленка общалась с ним сама. Меня она игнорила сама. Наша большая и чистая любовь была перечеркнута ею. И что я могу сказать
Однако, если я отворачивался и девчонка думала, будто не вижу ее, тут же пялилась мне в спину злым взглядом. Мне кажется, она искренне поверила, что я ее предал. Вот и мелькнула грешным делом мысль. Может, Ленка меня своим негативом мочит? Типа, ненавидит так искренне, что все полетело к чертовой матери.
Конечно, на сто процентов в такое не верил, имею в виду, сглаз и прочая хренотень, все же не ребенок, но блин… Не мог понять, почему все и везде стало плохо. А стало плохо реально все и везде.
Хотя, на самом деле, было предельно ясно, где искать причину. И включи кое-кто мозг, можно было бы избежать тех событий, которые последовали. Просто я отказывался смотреть в нужную сторону.
Мое нежелание поступиться собственными амбициями ради общего блага и единого итога, стабильно начало приводить к тому, что тренер уже откровенно обвинял меня в индивидуальной игре.
Я упорно продолжал передерживать шайбу. Так во вкус входил, что делиться не хотел. Стремился доказать, я могу быть лучше, чем другие. Способен стать лидером. Я делал все, как считал нужным. Естественно, тренер ругал меня за самоуправство. Даже за твердолобость, с которой я продолжал стоять на своем. Доходило до того, что Степан Аркадьевич останавливал тренировку. Из-за меня.
— Белов, что ты творишь? Почему у нас опять та же самая проблема? Почему я опять, как попугай, повторяю тебе одно и то же. Ты издеваешься или что? Или принципиально игнорируешь меня?
Я делал виноватый вид, слушал, кивал, он давал свисток, но я продолжал по-своему.
Поняв, что крики и ругань на меня не действуют, Степан Аркадьевич попробовал изменить тактику. Попытался изжить этот совершенно неуместный индивидуализм осторожно, не лишая при этом индивидуальности. Он проводил воспитательные беседы, в которых тактично говорил, что хорошо уметь в конкретном эпизоде принять шайбу и обыграть одного-двух соперников. Но этим нельзя злоупотреблять. Сам же себе облегчишь жизнь, если не будешь всегда возить шайбу, а научишься использовать партнеров. Один в поле не воин, а команда — это сила! Отдал — получил, отдал — получил. Игра должна быть комбинационной.
Не знаю, честно говоря, почему он так долго со мной возился. Я бы на его месте послал на хрен после третьего разговора. Наверное, видел, что задатки есть, и они очень неплохие. Понимал, из Славика действительно должен получиться отличный спортсмен. Для этого было все. И физуха, и опыт, и упрямая воля к победе. Мозгов только не было. Подозреваю, слишком легкое и быстрое вхождение в новую жизнь, на самом деле, конкретно вскружило мне голову. Я поверил в то, что самый лучший и незаменимый. Как говорил один умный человек, незаменимых у нас нет. Тем более, когда ты — часть механизма, когда от тебя зависят остальные игроки команды. А мы все зависели друг от друга, в этом специфика командной игры. Но только гораздо позже я понял, что в тот момент думал жопой, а не головой.
Я чувствовал какой-то шик в том, чтобы совершить красивый проход, сделать умопомрачительный финт и положить, а не заковырять, шайбу в ворота. Прикольное ощущение собственной значимости.
В конце концов, на одной из тренировок Степан Аркадьевич не выдержал. Так понимаю, лопнуло терпение. Он выгнал меня со льда. Реально. Просто выкинул с тренировки.
— Иди отсюда, раз ты такой самостоятельный… — Выдал Степан Аркадьевич после моего очередного
Я офигел, когда услышал эту фразу. Думал, шутит. Реально. Но нет. Лицо тренера выглядело совершенно серьезным. Более того, он сказал достаточно обидные для слова и отвернулся. Будто Славика Белова вообще нет рядом. Будто Славик Белов вообще не существует.
Пацаны молча поводили меня взглядами. Конечно, я не ушел совсем. Это было бы вообще из ряда вон. Думаю, на следующий день поструячил бы в сторону Воронежа со своими вещичками. Потому что развернуться и демонстративно удалиться — это значит, показать, насколько мне по фигу на тренера, на команду и вообще на все. До такого я не додумался. Хотя, конечно, внутри все кипело и бурлило. Ушел на скамейку. Наблюдал оттуда тренировку. До самого конца. Потом, в общаге, парни, конечно, вставили мне по самые не балуйся.
— Ты дебил? — Спиридонов горячился больше всех. Хотя и Серега не отставал.
Но я не мог им объяснить, в чем проблема. Мне упорно казалось, что могу больше, а тренер не дает развернуться. Дебил, короче. Я — дебил.
И тут до кучи добавилась новая хрень. Что говорится, пришла беда, откуда не ждали. Просто, если раньше я был полностью в себе уверен, а точнее, в том, что умел брат, то первый случай, когда меня выгнали с тренировки, когда я до самого конца сидел на скамейке, пытаясь поймать взгляд тренера, а он ни разу не оглянулся, в башке что-то сдвинул. Перемкнуло. Наверное, будь в этой башке настоящий Славик, такого не произошло бы. Скорее всего, он сделал бы все, как требуется, вытащив из слов Степана Аркадьевича только необходимое. А я начал загоняться. Потому что пострадало мое эго. Мое раздутое до небывалых размеров эго. Я вообще чего-то совсем забыл, чью жизнь живу. Чьим телом пользуюсь. А главное, к какой цели иду. Искренне стал воспринимать происходящее, будто это моя настоящая жизнь. А так-то, уж не мне бы выгребываться. Все, что я теперь умел было создано в первую очередь упорным трудом брата. Мне то особо гордиться нечем. Я получил все готовое.
Так вот. Проблема…Славик всегда отлично управлялся с коньками. Он будто с ними родился. Будто прям из роддома его вынесли, поставили на коньки и он покатился. Не знаю, тоже, наверное, определённый талант. Но теперь я вдруг начал заморачиваться, все ли делаю правильно. И это стало очень большой ошибкой.
Для хоккеиста отличное катание на коньках означает больше, чем простая способность быстро перемещаться из одного места поля в другое. Здесь даже не умение правильно кататься играет решающую роль.У того же конькобежца, к примеру, поставь его рядом с хоккеистом, это получится лучше. Нофишка в том, что, если ты отлично катаешься на коньках, это вовсе не значит, что ты можешь стать крутым хоккеистом. Для того, чтобы хорошо играть в хоккей, нужно, находясь на льду, почти полностью отвлекаться от техники катания. Вот в чем парадокс всей ситуации. Нельзя оценивать свои движения. Правильно ли ты ставишь лезвие. С достаточной ли силой сделан толчок. Верно ли ты выбрал угол наклона вперед. Хоккеист должен уметь кататься на коньках так естественно и с такой легкостью, чтобы не думать о том, как отрывать коньки ото льда и как их ставить на лед. Мысль хоккеиста должна быть сосредоточена на клюшке и шайбе, на выборе позиции и развитии атаки. Все. Это самое главное и самое важное. Сначала нужно научиться правильно бегать на коньках, а потом уж начинать играть в хоккей.
Ясное дело, правильные навыки свободного катания нельзя отрабатывать без учета положения туловища и качества шага. Но это все происходит вначале пути, в первые годы тренировок , а никак не после хреновой тучи лет, которые Славик провел на льду. Нет, совершенствовать технику, не вопрос. На здоровье. А я вдруг стал каждый раз испытывать беспокойство. Вдруг делаю что-то не так. Именно в катании. Почему Толик сделал этот поворот гораздо быстрее, чем я? Может, мне просто нужно чуть больше сосредоточиться, в том числе на том, как делать все правильно. В общем, происходил лютый треш, но изменить это я не мог. Просто какой-то клин зашел, ей-богу.