Красная нить судьбы
Шрифт:
– О нет! – Я задрожала, но не от холода – от страха.
Я еще не узнала, как он ко мне относится без заколки! Еще не расспросила, почему он защищал меня от других патрулей!
– Дыши! – Я, словно ребенок, глупо надеялась, что вот-вот он закашляется, откроет глаза, сам выплюнет воду. – Дыши, Верс, ну же!
Надо было не прогуливать уроки ОБЖ! Как делать искусственное дыхание? Я видела только в кино!
Я наклонилась к мужчине, не зная, куда опереться. Тут окровавленная грудная клетка,
Ап – я набрала полные легкие воздуха, зажала Версу нос, надавила на подбородок, чтобы открылся рот, и коснулась губами его губ.
И тут Верс шумно выдохнул через нос, положил руку мне на затылок и поцеловал меня.
ГЛАВА 10
Я скорее почувствовала, чем увидела, как волки тактично и абсолютно бесшумно отступили. Не прерывая поцелуй, могла сказать, что нас взяли в круг.
Верс так активно работал челюстью, углубляя поцелуй, будто и не был порван на кожистые лоскутки. Он что, специально? Чтобы меня поймать?
Я оперлась о грудь, и пальцы утонули в ране.
– А-щ-щ! – дернулся от боли мужчина.
Веки Верса дрогнули, он медленно приоткрыл глаза и прищурился, будто плохо видел. Смотрел на меня долго, весь нахмуренный, а потом хрипло спросил:
– Страшила? Вот это меня поцарапало…
И зажмурился, будто ему кошмар привиделся.
– Ах, зараза шеястая! – Я в сердцах стукнула его по плечу, и он резко открыл глаза, закашлялся от боли, схватившись за больное место. А я встала, чувствуя, что хочу, как маленькая, топать ногами, вот только по одному несносному мужику. Канкан станцевать под авторством страшилы.
Боже, у меня подбородок не дрожал лет с восьми, а сейчас на место не встает!
Один волк дотронулся мордой до моей ладони, и я вздрогнула. А серый потерся боком о мою ногу, словно чувствовал, что вожак угодил мне прямо в рану. Прямо как я пальцами в борозды на теле Верса, он попал в мою ментальную боль.
– Может, страшиле уйти, оставить тебя здесь? Пусть волки раны вылизывают? – Я пробежалась взглядам по серым и, клянусь, ощутила легкое осуждение от животных.
Удивительно, но я их теперь не боялась. Совершенно!
– Э-э-ех, – простонал Верс хрипло. – Хм-м-м…
Закашлялся, ощупал себя и заскрипел зубами от боли. Снова приоткрыл глаза и сказал на выдохе:
– Сгинь, нечистая… Чувствую тебя, как любимую… А ты…
Мне так хотелось схватить гнилую корягу рядом и стукнуть его по крепкому бедру. Раз двадцать!
– Хам! – Я стиснула кулаки, прижав руки к телу. Дернулась, чтобы уйти, но мокрая трава словно оплела ноги.
Трое серых встали передо мной, а потом разом сели, заглядывая в лицо. Будто просили не уходить, словно умоляли остаться. Другие животные принесли мне под ноги какой-то голубой сорняк.
–
Один из волков взял стебель в пасть и положил на рану. Глянул на меня так, будто говорил: не глупи.
– Предлагаешь лечить этого мужлана? – Я опустилась на колени, глядя, как волк сминает лапами листья, будто показывая, что надо делать.
– Этого невежу и грубияна? – Я взяла сорняки, и они ужалили мои руки, словно крапива.
Другой волк двинул мордой кучу травы в мою сторону так, что они упали мне на колени.
– Еще и колоться из-за этой деревенщины, который не видит дальше своего носа? – Я сжала лисья руками и зажмурилась от ощущения, что руки опухают.
Сок растения окрасил ладонь, и я прижала эту зелено-голубую мякоть к ране. Кровь зашипела, но тут же запеклась.
Не зря страдаю! Действенно хотя бы.
– Не морщись, ты так еще страшнее! – прохрипел Верс. Глаза были почти полностью закрыты. Почти, но этот нахал следил за мной из-под опущенных век.
– Ах ты! – Я взяла сорняк и ткнула ему в щеку.
Верс даже не моргнул, не пошевелился, лишь лицо с одной стороны чуть покраснело.
– А я еще надеялась, что ты другой! Все вы, мужики, одинаковые! – Я интенсивно мяла траву руками, от злости не так сильно чувствуя обжигающие укусы растения.
Положила смятую траву на следующую рану хлопком ладони, и Верс приподнял голову от боли.
– Оу!
Могучая шея напряглась, вены вздулись. Главарь Дикого патруля посмотрел на меня, сцепив зубы, но так не по-злому, так оскорбленно, будто не ожидал от меня подставы.
– Прости. – Я опустила голову и сжала новые травы пальцами. Руки не слушались, движения стали деревянными.
Я больше не смотрела на мужчину. Старалась быстрее приложить ко всем ранам лекарственную мякоть.
И тут внезапно услышало сиплое:
– А свои раны ты тоже лечишь через одежду?
И смотрит на меня, нахмурив лоб, один глаз сильно прищурил, второй послабее. И взгляд такой, будто всматривается в меня, но не видит четко. Напрягает зрение. А потом вдруг откинулся на траву, стукнувшись головой, и сказал:
– Колдунья какая-то… – И зырк-зырк в темное небо.
Я посмотрела на свои руки, совершенно не чувствуя их. Пальцы даже не соединялись друг с другом от того, как они опухли.
Я поднялась, чтобы уйти, но платье оказалось зажато под рукой Верса. Специально или случайно?
Лежит весь исполосованный, мокрый, видно, что обессилен и опустошен, а все равно от него так и веет угрозой. Будто табличка стоит, треугольник с восклицательным знаком: не подходи – убьет.
Вот только мне не страшно, а жалко его, грубияна этого.