Красная Орхидея
Шрифт:
— У вас чудесная квартира.
— Благодарю вас. — Доминика Виккенгем села на подлокотник кресла напротив него, выставив серые, в цвет слаксов, туфли на высоких каблуках. И хотя она улыбалась блестящими, напомаженными губами, которые Анна в этом ничуть не сомневалась — были увеличены искусственно, одной ножкой дамочка все же нервно притоптывала. Итак… молвила она низким грудным голосом с явным французским прононсом.
Ленгтон принялся спокойно расспрашивать ее о муже, сказав мимоходом, что явились они сюда, поскольку
— Похоже, вы напрасно проделали такой путь, — сказала она с извиняющейся улыбкой.
Ленгтон улыбнулся в ответ и показал ей набросок. Взглянув, она рассмеялась и вернула рисунок гостю:
— Очень большое сходство.
— Этот человек подозревается в совершении убийства двух девушек.
— Ох, а я уж подумала, это мой муж.
— Он чрезвычайно похож на подозреваемого. Набросок сделан по показаниям свидетелей, которые видели этого мужчину с обеими жертвами.
— Боже правый! Вы подозреваете, что Чарльз мог это совершить?
Ленгтон потасовал в руках фотографии и набросок:
— Ваш муж хирург.
— Да. Точнее, был хирургом — он в отставке. А я его бывшая жена, мы развелись некоторое время назад.
— Но вы по-прежнему носите мужнину фамилию?
— Ради удобства, а также ради моих дочерей.
— Джастин и Эмили?
— Да, верно.
— Вы не припомните, была ли ваша дочь Джастин здесь, с вами, девятого января этого года?
Она шевельнула бровями, словно пыталась нахмурить свое ясное, без единой морщинки, чело, затем прошла к вычурному столику. Полистала небольшой ежедневник в белом кожаном переплете и улыбнулась:
— Да, это было на выходных. Мои девочки приезжают и останавливаются у меня довольно часто.
— А в Холле они не часто бывают?
— Нет, они неважно уживаются со своим отцом. Он чересчур суров, а девочки, знаете ли, есть девочки.
— А с вашим пасынком?
— Эдвардом?
— Да. С ним девочки ладят?
— Конечно, он славный парень, хотя и находится под сильным влиянием отца. Но он очень работящий.
— Не расскажете мне о его жене?
Доминика как будто слегка встревожилась, пожала плечами.
— Она покончила с собой, не так ли?
— Да, это очень печально. Она была чересчур нервозной девушкой. И хотя лечилась от депрессии, она все равно свела счеты с жизнью.
— Она принимала наркотики, верно?
Доминика вдруг напустила на себя чопорность, явно демонстрируя, сколь неприятно ей такое направление беседы:
— Думаю, да, но это было частным делом их семьи, и меня в это не посвящали. Печально, что так вышло.
— Полицейское расследование по этому делу проводилось?
— Да, разве полиция не расследует всякое самоубийство? Ничего подозрительного не нашли. Она повесилась в амбаре. Это было до того, как его переоборудовали
— Вас допрашивали в связи с полицейским расследованием по делу вашей младшей дочери?
— Извините? — вновь шевельнула она бровями.
— Эмили пыталась возбудить против отца, вашего бывшего мужа, дело о сексуальном домогательстве и попытке изнасилования.
— Нет-нет-нет, это было мерзко и не соответствовало действительности. Эмили очень возбудимая девушка, с чересчур бурным воображением. Обвинения так и не были предъявлены, а Эмили потом прошла курс психотерапии, и это ей помогло. Она очень, очень эмоционально неустойчива, и только теперь, я думаю, наступило улучшение, когда она поступила в высшую школу экономики. Она исключительно умная девочка, и, учитывая все ее проблемы со здоровьем, в школе она всегда была на высоте. Она страдает булимией, и порой ей приходится нелегко. Но она справляется и с этой проблемой и фактически, я думаю, справилась со своим нервным расстройством, и теперь ей значительно лучше. Возможно, этому способствует то, что она живет отдельно, в своей маленькой квартирке, и добивается успехов в учебе.
— У нее были молодые люди?
— У Эмили?
— Да.
— Ну, ей всего семнадцать, не думаю, что у нее с кем-то были серьезные отношения. Если честно, я не в курсе, есть ли у нее сейчас какой-нибудь парень, — я ведь большей частью за границей.
— А как же операция?
— Какая операция? — Ножка ее дернулась снова.
— Эмили былабеременна?
— Эмили?
— Да, ваша младшая дочь. Была ли Эмили беременна и делала ли она аборт?
— Нет. Ну что вы, я бы об этом знала! Это полный абсурд, если только вы не говорили с Эмили и она не начала опять выдумывать свои нелепые истории. Она столько всего насочиняла и на самом деле создала в семье ужасную ситуацию!
Анна чувствовала себя зрителем на теннисном корте, постоянно переводя взгляд с Ленгтона на Доминику и обратно. Воистину он никогда не перестанет ее изумлять! Ведь только поздним вечером он узнал о телефонном разговоре сестер, причем будучи в стельку пьян. И тем не менее лупит тут вовсю, и без единого промаха! Вновь она поймала себя на том, что смотрит на него с благоговением.
Между тем Ленгтон некоторое время разглядывал ковер, медленно погружая ногу в толстый ворс и вытягивая ее обратно. Внезапно он поднял глаза:
— Итак, вам ничего не известно об избавлении дочери от беременности?
— Да! Я уже это сказала! Я бы знала об этом. У меня доверительные отношения с дочерьми.
Ленгтон чуть подался вперед, поиграл бахромой на подлокотнике кресла:
— А о какой тогда, по-вашему, операции могла упоминать ваша дочь?
— Я весьма удивлена. Я не знаю, и вообще я не понимаю, почему вы задаете мне эти вопросы.