Красная пелена
Шрифт:
С приходом весны и лета наши тела и мысли как по волшебству освобождались. Когда в хорошую погоду мы смотрели на море, нам казалось, что в нашей душе возникает огромное пространство свободы; оно позволяло хотя бы на краткий миг сбросить путы примитивной материнской любви, глупость национализма и презрительный взгляд Запада.
Каждое непроизнесенное слово
Больно ранит невинную душу.
Однажды вечером кто-то из моих друзей
Это случилось во время одного из таких разговоров, в предвечерний час, когда мужчины – и юноши, и старики – выползают из душных домов и рассаживаются небольшими группками. Большинство групп формируется по интересам и в силу искренней привязанности, реже – из соображений долга. Члены каждой группы с уважением относятся к остальным, но стараются с ними не смешиваться.
Бывают группы рабочих, группы чиновников, группы богомольцев, группы безработных. Даже местные хулиганы образовывали свою группу, хотя, не смея заявить о себе во всеуслышание, старались вести себя как порядочные работяги. Но никто на их счет не обманывался. Все, включая их самих, понимали, что их здесь терпят при одном условии: если свои безобразия, даже самые невинные, они будут творить где угодно, только не в своем квартале. Иначе их попросту изгонят. Поэтому они предпочитали бесчинствовать в других районах и даже в других городах.
Своим спасением я обязан мечтам. Мечтам, которые сбываются. Сила воображения позволяла мне путешествовать по всему миру. Я садился на пароход и плыл через Средиземное море в такие дали, что все без исключения страны мира становились мне родными и близкими.
Особенно хорошо я помню один из летних дней – он остался в моей памяти во всех своих подробностях.
После полудня я отправился на городской пляж. Солнце стояло в зените, и его жаркие, ласковые лучи поджаривали мне кожу. Температура была градусов тридцать пять, если не все сорок.
Как все местные жители, я обожал солнце и море и с первых апрельских дней пропадал на пляже, благо располагался он неподалеку от нашего дома.
Мною владело странное и восхитительное чувство.
Песок, раскаленный, как горячие угли, обжигал ноги, и те, кто не позаботился об укрытии – зонтике или палатке, – старались держаться поближе к воде.
В тот день пляж за несколько часов заполнили отпускники, по большей части – бледнокожие. Именно по этому признаку можно безошибочно определить жителя внутренних районов страны. Обитатели Орана уже к июлю становятся черными. А учитывая их врожденный пофигизм, выделить их из толпы не представляло никаких трудностей.
Пространство вокруг меня было усеяно телами людей, которые явственно наслаждались, нежась на солнце.
Опасное удовольствие: ради того чтобы ощутить себя живым изнутри, они рисковали сгореть снаружи.
Было пять часов пополудни. Солнце в это время уже не так печет, и зной чуть спадает. Денек выдался чудесный. Море было спокойным, и люди на пляже, казалось, купаются в атмосфере чувственного блаженства. Я сам переживал тот редкий миг, когда тяготы нищего существования отступали куда-то далеко.
Растянувшись
В нескольких метрах от меня расположилась скромная на вид пара.
Женщина сидела по-турецки. Ее спутник лежал, устроившись головой у нее на бедре.
Эта картина поразила меня своим контрастом. Они выглядели бедняками – с бледной кожей, в стареньких купальных костюмах. Но от них исходило ощущение безмятежности, полного взаимопонимания и абсолютного счастья.
Мне стало грустно. Глядя на них, я не мог не думать об ужасных отношениях, сложившихся между моими собственными родителями.
Несмотря на юный возраст, я прекрасно понимал, как тяжело живется моей матери. Отец взял дурную привычку менять жен как перчатки. После развода с моей мамой он женился еще дважды и бросал каждую очередную жену, как только у нее рождался ребенок. В нашей семье, предки которой вели происхождение из Великой Сахары, на многоженство смотрели косо, но отец, видимо, считал себя самым ловким.
Пока я предавался этим печальным мыслям, нарушившим прелесть прекрасного летнего дня, со стороны моря донесся далекий захлебывающийся крик. Я посмотрел в ту сторону и понял, что там кто-то тонет. Наверняка приезжий. Местные знали, что близ побережья проходят опасные течения, которые мы называли «вихрями».
Я немедленно вскочил и бросился на помощь тонущему. Я плыл быстро, широкими гребками, пока вдруг с ужасом не понял, что тонет один из моих лучших друзей, парень из нашего квартала, и едва не задохнулся.
Я плыл быстро, как только мог. Я должен успеть.
Мой друг беспомощно барахтался в волнах, изредка выныривая, чтобы издать крик о помощи, и тут же вновь уходил под воду.
«Как мне дотащить его до берега?» – думал я.
Я вспомнил рассказы о спасении утопающих, которыми делились с нами старшие мальчишки. Это придало мне храбрости. В каждой из таких историй фигурировал незнакомец, готовый рискнуть своей жизнью ради другого человека.
Я был уже совсем близко. На память мне пришли советы, которые давал тренер по плаванию. Я начал повторять про себя: надо его успокоить, уговорить, чтобы он не дергался, тогда я смогу вместе с ним доплыть до берега.
Едва он увидел, что я рядом, как вцепился мне в плечи и увлек за собой под воду. Я с силой оттолкнул его обеими руками, вынырнул, глотнул воздуха, дождался, когда он тоже появится над водой, схватил его за руку и закричал:
– Успокойся! Успокойся! Ложись на воду! Не дергайся! Не бойся! Не бойся!
Он послушал меня и перевернулся на спину. Лицо у него оставалось над водой, но дышал он прерывисто и с трудом.
Я сказал ему:
– Молодец! Сейчас мы поплывем. Одной рукой я буду грести, а второй – толкать тебя. Выпрями ноги! Просто работай ногами! Слушайся меня, и мы выберемся! До берега недалеко.
Мы проплыли несколько метров, и я почувствовал, что выдохся. Тело друга было слишком тяжелым, у меня не хватало сил. Но я твердил себе: не смей слабеть, не смей! Чтобы не отчаяться, я сам себе внушал, что нам на помощь уже спешат спасатели.