Красная перчатка

Блэк Холли

— Передай своей матери — пусть позвонит.

— Хорошо. Спасибо, что приютил.

— Глупости не говори, — хмурится он.

— Ладно-ладно. — Я примирительно поднимаю руки и, ухмыляясь, запрыгиваю в автомобиль.

— Пока, пацан. — Старик хлопает по капоту.

Отъехав от Карни, выпиваю лимонад. В Уоллингфорд приезжаю совсем поздно. Успеваю почти к самому отбою.

Сэм сидит в общей комнате на полосатом диване рядом с Джереми Флетчер-Фиске. По телевизору крутят новости — что-то там про футбол. Мальчишки за столом играют в

карты. Джейс из двенадцатого наблюдает, как в микроволновке крутится тарелка с морковкой.

— Привет.

— Старик, давно не виделись. Ты где был?

— Семейные дела.

Усаживаюсь на подлокотник. Завтра попрошу у учителей домашнее задание. Нужно срочно приниматься за зубрежку — иначе завалю этот семестр. Но сегодня еще побездельничаю чуть-чуть.

В новостях рассказывают про губернатора Паттона: в воскресенье на званом обеде он якобы сделал неожиданное заявление, потрясшее всех его сторонников.

Голубой занавес. Паттон стоит на трибуне посреди большой залы, уставленной столиками. Рядом с ним моя мать и какой-то мужчина в костюме. На ней желтое платье и короткие белые перчатки, волосы убраны наверх — прямо идеальная жена политика. Я так увлеченно разглядываю маму, что не сразу обращаю внимание на слова самого Паттона.

«...и, тщательно обдумав ситуацию, вынужден признать — моя точка зрения была ошибочной. Да, властям будет крайне полезна информация о том, у кого есть, а у кого нет гиперинтенсивного гамма-излучения. Но за это придется заплатить слишком высокую цену. Общества защиты прав мастеров утверждают, что информация может попасть не в те руки. Я, губернатор Нью-Джерси, не могу допустить, чтобы кто- то вторгался в частную жизнь жителей моего штата. Особенно, если речь идет об их безопасности и благосостоянии. Пусть в прошлом я активно выступал за вторую поправку, отныне моя позиция кардинально меняется. Я больше не считаю, что правительство может принуждать людей к тестированию».

Наверное, на моем лице читается неподдельный ужас.

— Во дает, да? — недоумевает Джереми. — Все говорят, ему дали взятку. Или поработали над ним.

— Брось, — дергается Сэм. — Может, просто совесть проснулась.

Мама же приглашала на этот обед. Сказала, мне понравится. «Детка, я знаю, что делаю».

По спине бегут мурашки. В новостях рассказывают про какое-то землетрясение, а я все еще пялюсь на экран. Я-то ее хорошо знаю: она еле сдерживала улыбку.

Мать работала над Паттоном. Совершенно точно.

Хочется завыть в голос. Как теперь ее вытащить? Ее же точно поймают.

Сэм что-то еще говорит, но я не слышу. Голова гудит.

Сто раз звоню маме, но она не берет трубку. Так и засыпаю — с мобильником в руке. Просыпаюсь от звона будильника. Еле-еле высиживаю уроки. Отстал по всем предметам. Отвечаю с запинками, пишу на два контрольную по статистике, под всеобщий хохот неправильно перевожу с французского.

Возвращаюсь в общежитие. У Сэма на кровати

сидит Даника и рассеянно болтает ногами в тяжелых коричневых ботинках. Глаза заплаканные.

— Привет. Я нё знаю, где Сэм. Последний раз его перед физикой видел.

Девушка откидывает с лица косичку. Словно набирается храбрости, готовится сообщить какие-то неприятные новости.

— Он на репетицию ушел. По-прежнему странно себя ведет, но я не к нему пришла. Нужно поговорить.

— Да, конечно, — киваю, хотя я вряд ли сейчас способен вести осмысленную беседу.

— О Лиле.

Значит, у нее ничего не вышло.

— Ну и ладно. Это была глупая идея.

— Кассель, ты не понимаешь. Я все испортила.

— В смысле? — Сердце стучит глухо и отрывисто, как барабан; бросаю рюкзак на кро-вать и сажусь. — Что значит «испортила»?

Даника, похоже, обрадовалась, что я все понял.

— Лила меня раскусила. Я идиотка и не сумела как следует притвориться.

Представляю себе, как Даника пыталась незаметно снять перчатку, при Лиле. Дурак я. Она же не училась «случайно» дотрагиваться до жертвы. Так действуют опытные карманники и мастера, нужна ловкость рук.

— То есть ты не... Не работала над ней?

Я готов рассмеяться от облегчения.

Как я рад, ужасно, непозволительно рад.

Буду терпеть угрызения совести. Не хочу больше быть хорошим. На что угодно пойду, лишь бы Лила была со мной.

— Она заставила меня все рассказать. — Даника печально качает головой. — Ты же знаешь, она может быть жестокой.

— Да. Знаю.

— Я пообещала ничего тебе не говорить.

Смотрю в окно. В голове крутится столько мыслей, а я никак не могу ни одной ухватить. Выдавливаю улыбку.

— И она поверила? Даника, надо что-то делать с твоей репутацией хорошей девочки.

— Прости. — Она не улыбается в ответ.

— Ты не виновата. Не надо было тебя просить. Я поступил нечестно.

— Ладно, увидимся в столовой.

Девушка уходит, неожиданно тепло взглянув на меня.

Дверь за ней закрывается, а меня захлестывает чудовищной силы волна противоречивых чувств: беззаботная радость вперемешку с ужасом.

Я так старался поступить правильно. Наверное, плохо старался. Знаю одно: я люблю Лилу, а она, пусть и недолго, будет отвечать мне взаимностью.

Встречаю ее возле библиотеки. Воротник рубашки расстегнут, белый шелковый шарф трепещет на ветру. Точно как киноактриса, не хватает только роскошного кабриолета. Догоняю.

— Привет, есть минутка?

— Кассель.

Лила не замедляет шаг. И имя мое произносит с отвращением.

— Знаю, ты, наверное, разозлилась из-за Даники. — Мне приходится бежать по дорожке задом наперед, чтобы видеть ее лицо. — Имеешь полное право. Позволь мне все объяснить.

— Объяснить? — Девушка внезапно останавливается. — Я не игрушка на батарейках, которую можно выключить, когда надоест.