Красная пирамида
Шрифт:
Я подбежала к бабушке.
— Бабуля, ну скажи ему!
— Дорогая, это делается для твоего же блага, — каким-то не своим голосом ответила мне бабушка и смахнула со щеки слезу. — И возьми с собой Маффин.
— Верно, — спохватился Амос. — Кошку нельзя здесь оставлять.
Он подошел к лестнице. Маффин словно ждала этого приглашения. Она, как метеор, пронеслась по ступенькам и прыгнула мне на руки. Такого с нею еще не случалось.
Я понимала, что выбора у меня нет. Но тогда должны быть хотя бы объяснения.
— Кто вы? — спросила я Амоса. —
— Почему же с незнакомым? — улыбнулся Амос. — Я — ваш родственник.
И вдруг я вспомнила. Я однажды видела его улыбающееся лицо и слышала его слова: «С днем рождения, Сейди». Далекое воспоминание, вдруг поднявшееся из глубин памяти.
— Дядя Амос? — неуверенно спросила я.
— Да, Сейди. Я — брат Джулиуса. А теперь идем. Нам предстоит долгий путь.
5. ЗНАКОМСТВО С ОБЕЗЬЯНОЙ
Это снова Картер. Извините, нам тут пришлось временно прекратить запись, потому что за нами гнались… ладно, об этом потом.
Сейди вам рассказала, как мы свалили из Лондона?
Вот так, выйдя из дома, пошли вслед за Амосом к пристани, где находилась странная лодка. Я нес отцовский рюкзак. До сих пор не верилось, что отец исчез. Мне было совестно покидать Лондон без него. Но в одном Амос был прав: сейчас мы ничем не могли помочь отцу. Не скажу, чтобы я верил каждому слову дядюшки. И в то же время только он мог объяснить нам случившееся с отцом. И потом, куда еще нам было идти, если даже Сейди дед с бабушкой попросту вытолкнули из дома? Для ее же блага!
Первым в лодку забрался Амос. За ним туда прыгнула Сейди. Я в нерешительности остановился. Такие лодки я видел на Ниле, и они всегда казались мне ненадежными.
Фактически, тростниковая лодка — это большой плавучий ковер, сплетенный из волокон тростника. Каркас из реек придавал ему форму лодки. Меня насторожили факелы на корме. Если не утонем, то сгорим. Веселенькая перспектива! У Амоса был помощник, которого он поставил на руль и почему-то нарядил в свои пальто и шляпу. Помощник уступал нашему дяде в росте. Шляпа тоже была ему велика и закрывала лицо. Руки скрывались в рукавах пальто.
— И как эта штука поплывет в Нью-Йорк? — спросил я Амоса. — Даже паруса нет.
— Доверься мне, — ответил он, протягивая руку.
Вечер был холодным, но на борту мне сразу стало теплее, словно огонь факелов обогревал пространство. Посередине лодки находилась хижина, сплетенная из тростниковых циновок. Маффин, сидевшая у Сейди на руках, принюхалась и почему-то заурчала.
— Забирайтесь в хижину, — предложил нам Амос. — Это плавание имеет… свои особенности.
— Нет уж, я останусь здесь, — заявила Сейди. — А кто это у тебя на руле? — спросила она, кивнув в сторону странной фигуры.
Амос сделал вид, что не слышал вопроса.
— Теперь
Он подал знак рулевому, и лодка тронулась.
Не знаю, с чем сравнить ощущения от нашего плавания. Вам знакомо замирание в животе, которое появляется на американских горках, когда взлетаешь вверх и потом падаешь вниз? Что-то вроде этого, хотя мы никуда не падали, а само ощущение, появившись, не исчезало. Лодка неслась с умопомрачительной скоростью. Огни Лондона слились в одно пятно, затем и вовсе пропали за стеной густого тумана. Из окружающей темноты доносились странные звуки: шелест и шипение, будто вокруг лодки ползали сотни змей. Где-то вдалеке слышались крики. К ним примешивались голоса, шепчущие на незнакомых языках.
Замирание в животе становилось невыносимым. Я опасался, что меня вытошнит. Громкость звуков заметно возросла. Мне самому хотелось закричать. И вдруг лодка резко сбросила скорость. Звуки стихли, а туман рассеялся. Вновь появились городские огни, и теперь они были ярче, чем прежде.
Над нами навис мост. Таких высоких мостов в Лондоне просто нет. В животе у меня что-то медленно повернулось. Слева я увидел знакомые силуэты Крайслеровского небоскреба и Эмпайр-стейт-билдинга.
— Невероятно, — прошептал я. — Это же Нью-Йорк.
Сейди стояла с позеленевшим лицом (наверное, и мое было не лучше). Маффин все так же лежала у нее на руках, закрыв глаза и негромко урча.
— Этого не может быть, — с трудом проговорила Сейди. — Мы плыли каких-нибудь десять минут.
Может или не может, но сейчас наша лодка двигалась вверх по Ист-ривер, проходя под Уильямсбургским мостом. Вскоре мы причалили к небольшой пристани на Бруклинском берегу. Перед нами был какой-то фабричный двор, заваленный металлоломом и ржавыми механизмами. Посреди двора, почти у самой воды, высился старый фабричный склад с заколоченными окнами. Его стены были густо расписаны граффити.
— Это и есть твой «семейный дом»? — усмехнулась Сейди.
— Взгляни еще раз.
Амос кивнул в сторону крыши склада.
— Как… как тебе это…
У меня кончились слова. Почему же я сразу не увидел пятиэтажный особняк, построенный на крыше склада?
— Как тебе разрешили построить жилой дом в таком месте?
— Долго рассказывать, — ответил Амос. — Нам требовалось уединение.
— Этот берег реки — восточный? — спросила Сейди. — Помнишь, в Лондоне ты говорил, что мои дед с бабушкой предпочли поселиться на восточном берегу Темзы?
— Да, Сейди. Очень хорошо, что ты запомнила, — улыбнулся Амос. — В древние времена восточный берег Нила всегда считался берегом живых, берегом, где восходило солнце. Мертвых погребали на западном берегу. Жить там считалось не только дурной приметой, но и опасным делом. Эта традиция до сих пор сохраняется среди… нашего народа.
— Нашего народа? — только и успел переспросить я, потому что Сейди опередила меня своим вопросом:
— Значит, тебе нельзя жить на Манхэттене?
Амос посмотрел в сторону Эмпайр-стейт-билдинга и наморщил лоб.