Красная планета
Шрифт:
— Боец Осип Андреев в ваше распоряжение прибыл, товарищ красный командир Аввакумов! — бодро отрапортавал звонкий голосок через минуту.
Бойцу Осипу Андрееву было на вид лет десять-двенадцать. Был он худ, конопат и лопоух. Шея болталась в вороте ушитой, с чужого плеча гимнастерки. Матерчатый шлем сползал на глаза. Из под шлема неожиданно серьезно смотрели большие прозрачные, словно выжженные изнутри, глаза, странно чужие на детском лице.
— Так и не выучился по форме обращаться, — усмехнулся командир. Приобнял бойца за плечи, развернул
— Я тебе, Осип, приказывать не могу, потому как ты ребенок, даром что повидал в свои годы такого, что не каждый и взрослый-то выдержит. Но изо всех нас, а может, и вообще из всех людей на Земле, один только ты и понимаешь, о чем между собой говорит наш враг.
— Я ж не виноват, Николай Петрович, — горячо зашептал тому в ухо мальчик. — Само как-то вышло. Я ж окромя них никого и не слышал, почитай, полгода. Как-то само получилось, что понимать их стал.
— Знаю, Ося.
Командир оглядел позицию. Бойцы оборудовали пулеметные гнезда и шанцы под орудия. Споро, без суеты, как на учениях. Только не учения это. С внешними врагами разобрались, остались враги внутренние…и еще вот эти, с неба. Пришло время бить гада, немало крови попортившего молодой республике.
Враг был ослаблен, но все еще силен.
— Мне нужно знать, сколько их там, Ося. И насколько они сильны. Мне нужен лазутчик в самом стане врага. Взрослый не справится — они уже начеку, Гордиенко подловили, он, видимо, от отчаяния уже стрелял…
— Я понял, Николай Петрович! — Оська натянул поглубже шлем. — Разрешите отправляться?
И, не дожидаясь команды, нырнул под вздыбленный вагон и дальше — в лопухи. Даже листья не шелохнулись.
— Силе-ен…, - протянул командир.
Через невыносимо долгий, полный всеобщего напряжения, час из-под бронепоезда, совсем с другой стороны, откуда не ждали, выкатился перепачканный в пыли и саже Оська. Его мигом доставили к командиру.
— Трое их всего, Николай Петрович! — выпалил он, и не вспомнив о том, чтобы отрапортовать. — Больные все, еле шевелятся. Двое на ходулях, один у экипажа летучего — он в аккурат за депо схоронен — ползает, как слизняк. Злые, как черти! Выстрелов у них осталось то ли два, то ль полтора. И голодные — жуть. Все мысли только о еде, как у зверей прям!..
Оську передернуло. Вспомнил, видать, о своей пожранной деревне на далекой Ангаре. О долгих месяцах под боком у захватчиков, пролетевших миллионы верст словно бы только для того, чтобы вволю поохотиться на безоружную дичь — да вдоволь попить теплой человеческой крови.
Ну да ничего, подумал Аввакумов. Теперь дичь отрастила коготочки и дождалась, когда хищники ослабнут — вернуться обратно домой оказалось для пришельцев непосильным делом, а болезни и притяжение Земли-матушки ослабили, превратив в добычу.
Охотники и жертвы поменялись местами.
Пусть он пока и единственный на всю Советскую Россию охотник на чужаков, но ведь лиха беда начало, а?
Аввакумов потрепал Оську по вихрастой голове.
Скомандовал:
— Сергеев!
Через минуту, выманивая чужаков из укрытий, со склона дуэтом заговорили пулеметы броневика. Мортира, оглушив всех окрест, плюнула в небо шаром фугаса, и через секунду-другую чуть в стороне от руин депо в небо взметнулся столб земли.
Из-за скривленой водонапорной башни вышагнула высоченная, не меньше самой башни, тренога с шаром наверху. С шара свешивались щупальца, сжимая предмет, из которого тянулся к баррикаде из ломаных вагонов почти невидимый в свете нового дня луч. Земля и деревья на пути луча вспыхивали, стоило ему их коснуться.
— Пли! — зычно скомандовал Сергеев, и бронепоезд дал залп.
Треножник пошатнулся от попаданий. Шар разлетелся фонтаном осколков металла и багровыми ошметками. Машина тяжко завалилась на здание вокзала в поднятом облаке каменного крошева.
Орудия стреляли снова и снова.
Все было кончено через пару минут.
Броневик волоком притащил на аркане в брезентовом мешке плененного марсианина.
Вот так-то, думал Аввакумов, глядя, как радостно вспыхнули глаза Оськи при виде побежденного врага. Скоро будем бить вас, гады, на вашей же красной земле. Не за горами уже это время!
Не за горами.
2. Лестница в небо
Февраль выдался ветреным и студеным. Вдоль Ждановской набережной мело, и вмерзшие в лед посреди Невы марсианские боевые треножники едва виднелись за колкой завесой снега. Треножники были разбиты удачными выстрелами с революционной «Авроры» еще в октябре 1917-го, да так и остались стоять в реке, бессильно свесив к воде железные щупальца и напоминая петроградцам о том, что даже межпланетным империалистам со всей их хитрой военной техникой не остановить неукротимой поступи Мировой Революции.
Прием у Гусева завершался в пять; к тому времени Оська совсем продрог. Полчаса ожидания на ветру оказались совсем не в радость. Оська устал проклинать собственную расторопность и уже даже пожалел гривенника, который потратил на извозчика. Наконец двери клиники открылись, выпуская наружу крепкую фигуру в добротной шинели и меховой шапке пирожком.
— Заждался, молодой человек? — спросил Гусев, улыбаясь. — Не терпится, небось, познакомиться с настоящим ученым?
— Ага, — ответил Оська, чувствуя, как замерзшие губы сами собой растягиваются в ответной улыбке.
Гусев кивнул, подмигнул Оське и глазами показал: идем.
К Гусеву Оська за недолгий срок знакомства проникся глубочайшей симпатией. Почти полюбил, как любил Аввакумова, который и познакомил сына полка со своим старым знакомцем сразу по приезду в Петроград. Аввакумова же Оська любил, как отца — тем более, что родного своего отца помнил уже едва-едва. Слишком много уже времени прошло с того страшного лета в сибирской тайге, когда в одночасье потерял Оська все, что в жизни имел, кроме самой жизни.