Красная площадь
Шрифт:
Начполитотдела полистал красноармейскую книжку Амелина.
— У тебя перед Советской властью заслуги, хоть малые, имеются?
— Нет, — подумав, сказал Амелин. — Заслугу меня нету.
— М-да… Куда ж мне тебя приткнуть?.. Библиотекарем пойдешь?
— Нет. Не пойду.
Дверь комнаты приоткрылась, и показалась рука с красным шевроном пониже локтя. Рука легла на дверной косяк, но ее хозяии медлил входить, доспаривая с кем-то знакомым неприятным голосом:
— У меня, милочка
Амелин вскочил. И действительно, в комнату вошел Кутасов.
Был он в полном командирском облачении: гимнастерка с бранденбурами (по-тогдашнему — «разговорами»), парабеллум, сабля, планшет и на груди бинокль.
— Николай Павлович? — сказал Амелин недоверчиво и радостно.
— Дима!.. Дима!.. Дима!
Гремя своей амуницией, Кутасов кинулся обнимать Амелина.
Возле штаба дожидался Кутасова длинный, как щука, «даймлер». Шофер, одетый под авиатора — в перчатках с крагами, в кожаном шлеме и в очках-консервах, — сидел на подножке, точил лясы с порученцами.
— А ну, гони их всех от авто! — закричал Кутасов еще с крыльца. И объяснил Амелину: — Они горючее пьют… Честное слово! Бензину нет, ездим на чистом спирту. Вот они и липнут как мухи на мед…
Шофер уже крутил заводную ручку.
— Петин! — сказал Кутасов, садясь в машину. — Знакомься. Это наш дивизионный комиссар… Орел, а?
Петин оглядел худую обтрепанную фигуру и с сомнением сказал:
— Так точно.
Кутасовская дивизия стояла далеко от Маламыша. Трясясь по плохим дорогам, «даймлер» вез начдива мимо полей, лугов, перелесков. Солнце сначала прыгало над головой, потом съехало вбок, потом вовсе укатилось с неба. А друзья безостановочно разговаривали:
— Чего ж ты тогда так упирался?.. Свои» русские, не пойду…
— Дурак был. А потом стал умный… Пришел, дали мне батальон, через месяц полк, теперь дивизию. А комиссар у меня…
(Это они ехали вверх по косогору… А когда «даймлер» катился по трескучему, как ксилофон, мостику, разговор был совсем другой.)
— …что Клаузевиц в гробу вертится. Где у нас тыл? Сегодня сзади, завтра спереди… Где фланги? А бог их ведает!.. Но в этом есть своя прелесть. Сейчас я тебе…
(Недовольно фырча, «даймлер» выбирался из оврага. Уже темнело, стало свежо. От холодного ветра Кутасов оделся буркой, другую, запасную, отдал комиссару.)
— …и с тех пор его не видел. Николай Павлыч, а ты кого-либо из наших гренадеров встречал?..
— Никого. Абсолютно никого.
(Совсем уже было темно. «Даймлер» шел медленно, светя карбидными фонарями.)
— …все время хотелось, просто меня сверлило — чтобы об этом знал один человек. Знаешь кто, Дима? Ты!.. На остальных плевать, а ты чтобы знал: Кутасов вернулся, служит
— Почему именно я?
— Не знаю. Ты.
Автомобиль остановился посреди поля.
— Товарищ начдив, — сказал Петин жалостно. — Мы вроде как бы фактически заблудились… По случаю темноты. Там деревенька маячится — заехать, спросить?
— Шляпа ты, шляпа, — не рассердился Кутасов. — Ладно, заедем. Может, молочка напьемся.
Вдалеке брехали собаки, горели желтые искорки окон. Петин погнал автомобиль к этим огонькам прямиком через поле.
…Возле первой большой избы «даймлер» затормозил. Кутасов, а с ним для разминки и Амелин вылезли из авто и пошли в избу спрашивать.
Стукаясь о какие-то кадки, они пробрались через темные сени.
— Эй, хозяева! Кто живой? — весело спросил Кутасов, толкнул дверь и оторопел.
В горнице было полно погон — колчаковских, синих с белым кантом. Там расположились кавалеристы. Настлали на пол соломы и отдыхали — кто сидя, кто лежа.
Вот тут-то Кутасов и показал комиссару, что такое быстрая сметка военного человека. Он мгновенно сдернул с себя фуражку, зажав большим пальцем звезду над козырьком, и перекрестился на закопченного Николая Угодника в углу горницы.
Амелин тоже проворно скинул фуражку, чтобы не светить красной звездочкой.
— Накурили, надышали, насмердели тут… дегтем каким-то, — капризно сказал Кутасов. — Хороши!.. А почему охранения нет? Почему разлеглись, как коровы? И вообще — почему бордель?! Небось дезертиры?
— Никак нет, — отвечал босой кривоногий вахмистр. Остальные стояли по стойке «смирно» и тоскливо ждали, когда уйдут начальственные бурки. Но Кутасов уходить не собирался.
— Какой части?
— Третий эскадрон отдельного кавполка, ваше… — вахмистр запнулся, не зная, как величать офицера в бурке — благородием, превосходительством?
— А сюда как попали? — продолжал напирать Кутасов.
— Так что делали рекогносцировку. (У вахмистра получалось «рикинисировку».) Пришлось тута заночевать…
— А не врешь?.. Ну-ка быстро: где стоит ваш полк?
— В Покровском стоим…
— Сколько орудий?
— Четыре полевых батареи. По штату.
— Ха!.. Допустим. — Кутасов взял со стола крынку с молоком, обтер венчик ладонью, попил и передал Амелину. Потом продолжил допрос: — А кто сосед справа?
— Сибирская артбригада.
— Кто сосед слева?
— Бессмертный офицерский полк.
— Вот тут я тебя и поймал! Сколько у них броневиков?
— Не могу знать! — Вахмистр переминался на своих кавалерийских, ухватом, ногах. — Наверное, с дюжину будет.
— Ошибся, но не очень… Ну, вольно… Пойдем, Дима.