Красная река, зеленый дракон
Шрифт:
– Я не дачница, я в магазине работаю.
– Я в магазин не хожу, у меня Вадома ходит или Дика. Не Ника же пускать, ты погляди на него – четвертый десяток уже, а так и не заговорил, дурачок дурачком, мычит только. Вот как к дому этому подошел однажды, маленький когда был, так и стал таким. Уж скорей бы кто эту хибару спалил бы, вообще. Да так просто ее не поджечь… Тебя как зовут-то?
– Лиза. А вы что, гадать будете сейчас?
– Лиза, ты точно дурная. Думаешь, цыгане гадать могут всем, кого встретят? Меня Шофранка зовут. Ты если к нам когда придешь – то меня спроси, или Аню. У нас дом вон там, в конце улицы около речки. Не зря ж тебя к этому месту потянуло. – Цыганка взглянула на дом. Немного помолчала, потом подошла к затихшему Нику и обняла его за плечо. – Пойдем, родной. Она туда не полезет наверное теперь. Рано ей еще, нечего
Ника улыбнулся, показав редкие зубы.
– Ты девочка запомни, туда ходить не надо. Там всякое бывает. Сама эта деревня место нехорошее, а дом этот – самое нехорошее. Мы тут тоже не по своей воле живем. Могли бы ушли бы давным-давно отсюда.
– Хоооозяин… – Вдруг заголосил Нику, все еще улыбаясь. – Хозяяяяин!!..
– Тихо, маленький, тихо, – Шофранка стала оттаскивать цыгана от Лизы. – Осторожнее мимо места этого проходи просто, и все, девочка.
С этими словами пожилая женщина в разноцветном платке повернулась к Лизе спиной и повела бормочущего Нику по улице, в сторону леса, поминутно что-то говоря ему на ухо и поглаживая по плечу.
Лиза осталась стоять одна, наблюдая, как в оранжевом летнем мареве пролетают над большим черном домом отправляющиеся на ночлег вороны. Черные птицы возвращались из деревни в еловый лес, хрипло каркая над двускатной крышей. Больше Лизе подойти к дому, который, как она после узнала, назывался Матвеевским, не хотелось. С тех пор она вообще старалась не появляться на Дачной улице. Даже не от того, что боялась старого дома, о котором в деревне ходили неясные пугающие слухи. А потому, что не хотела больше встречаться с цыганами. Конечно, после этого случая она много раз видела и детей (наверное, это и были Дика и Вадома – две девочки-подростка), и Нику, и еще кого-то из их, должно быть, родственников, прогуливавшимися по Карташевской. Но Шофранка больше ей на глаза не попадалась. И ничего не напоминало Лизе про «проклятый дом».
До тех пор, пока Федотова не притащила в магазин велосипед.
– Ну, и что делать с этим будем? – Федотова прислонила измазанный грязью руль к стене. – Я Пивоварову звонила, он будет сегодня. Сейчас уже едет, говорит, с Белогорки. Давай пока у тебя дома постоит.
– С чего его у меня-то ставить? Сами нашли, притащили, у себя и ставьте.
– Да ко мне внуки приедут на выходных. А Пивоваров горит, что вещдок.
– Ну себе пусть его и забирает тогда.
– Так вещдок не совсем, пока о пропаже никто не заявил… Короче, Лизка, тебе трудно что ли? Все равно сарай весь пустой, и на летней кухне у тебя места много. Когда тетка твоя уезжала, она ж тебе дом оставила одной. Сказала, чтоб ты присматривала. Трудно ради дела хорошего подержать? Хозяин может через пару дней найдется, вот и отдашь.
Тетя Лизы, действительно, разрешила жить ей на своей старой даче, чтобы Лизе не пришлось каждый раз уезжать из поселка после работы. Ехать в Тосно было слишком далеко. А дача, переделанная из старого довоенного дома, оказалась теплой, с печью. Несмотря на то, что в Тосно Лиза все-таки наведывалась, раз или два в месяц, на даче она действительно жила одна.
Спорить с Федотовой было бесполезно. В конечном счете, у велосипеда рано или поздно все равно нашелся бы хозяин. И Лиза согласилась. Буквально через пару минут после этого и участковый появился в магазине. Федотова сразу же накинулась на Костю с рассказами о том, как она совершенно случайно проходила утром мимо Матвеевского дома, и увидела лежавший на земле велосипед. Двери дома были закрыты, доски на окнах целы, а значит, в дом владелец велосипеда проникнуть не мог. Пока цыгане или кто-то еще не забрал велосипед себе, Федотова решила спасти ситуацию. И приволокла его в магазин. Причем по причине того, что ездить на велосипедах она не умела ей пришлось идти пешком через грязь.
– У березы, где поворот идет на Зеленую, знаете, что со щебенкой вообще? Там не то что велосипед, машина не проедет. Еле проволокла по этому всему.
– Оно и видно, что там грязь, – Лиза отправилась в подсобку за новой тряпкой для швабры, – весь магазин в болото превратили. Скоро все заквакаем. Теперь убирать самой, а люди уже идут.
Участковый согласился с Федотовой, что велосипед лучше оставить на хранение где-то в самой Карташевской. Лизе показалось, что он просто не хотел пачкать багажник служебной машины. Пивоваров предложил для начала развесить объявления о пропаже велосипеда на столбах. Федотова согласилась
Именно с появлением облепленного грязью велосипеда в ее доме, как она теперь понимала, наблюдая за медленным самопроизвольным перемещением чашки по столу, и начали происходить странные вещи.
Дожди закончились, и наступила та короткая пора осени, что бывает перед окончательным похолоданием. Уже не «бабье лето», но еще и не полная, абсолютная слякоть, которая захватывает весь мир серой пеленой, делает дороги непроходимыми, небо похожим на серую мешковину, а сухую траву черной из желтой и коричневой. С приходом сумерек грязь подмерзала, и от дневного тепла не осталось и следа. Ветер стал холодным. Но небо все еще оставалось ясным. Ночами звезды сияли в голых ветвях, отражались в замерзших лужах, и узкий месяц медленно плыл над Карташевской. Лиза возвращалась в эти дни домой чуть раньше обычного. Магазин, работавший после летнего наплыва дачников до восьми, можно было иногда закрывать даже на полчаса пораньше. Дом, в котором она жила, был в середине Красной улицы, в конце тупика, отходившего от детской площадки у поселкового клуба вправо.
Именно в один из таких поздних осенних вечеров, когда фонари уже зажглись, но по причине того, что столбы стояли слишком далеко друг от друга – превращали улицу в черную реку непроглядной темноты, из которой через равное расстояние виднелись островки ярко-желтого фонарного света, Лиза возвращалась домой, разговаривая с подругой по телефону. Повернув к своему дому, она на пару секунд замешкалась, не выпуская из руки телефон, начала искать ключи от ворот в сумке, и тут заметила, что в доме горит свет. В тот вечер Лиза не предала случившемуся особо значения, решив, что просто забыла нажать на выключатель, уходя из дома. Однако, на следующий вечер свет снова оказался зажженным. А на полу, прямо посреди спальни, лежала пустая кастрюля, неизвестно как покинувшая кухню. Кастрюлю Лиза убрала на место, поставила чайник на плиту, щелкнув старой конфоркой, и отправилась смотреть телевизор. Но прямо посреди передачи новостей – разрыдалась, ощутив, что ее накрыла волна неясного пока еще страха. Неужели кто-то пробирается в дом, пока ее здесь нет? Лиза начала звонить тетке. Та жила в Нарве, переехав в Эстонию вслед за мужем. Голос тетки был уставшим, Лиза поняла, что звонку она не очень-то рада:
– Лизка, ты что дуришь вообще, какие кастрюли? Я тебе дом целым оставляла. Что, что в комнате? Забыла поди, и все. Я откуда знаю, почему ты вещи свои разбрасываешь там, посуду. Ты дом не спалила хоть, надеюсь? Все, давай уже. Я может к лету приеду хоть, посмотрю, давай, ага.
Разговор оборвался. Чайник на кухне засвистел. Вода закипела, и Лизе пришлось идти через темный коридор, чтобы его выключить.
На кухне было светло. Большие окна темнели на стене, занавески Лиза еще не задернула. Старый, оставшийся еще от тетки календарь, пятилетней давности, все так же висел над столом. Фотография желтых берез над синим озером, в котором отражалось небо и облака. Обведенное число – 17 апреля, с пометкой: «Заправить газовый баллон». Лиза сняла чайник с огня. В соседнем доме кто-то зажег свет. Вечернее небо было ясным, на малиновом горизонте появились первые искры звезд, и Лизе почти что удалось убедить себя в том, что все произошедшее, действительно, не более чем случайность. Она просто слишком боялась, что в дом мог проникнуть кто-то из воров. Хотя и окна были целы, и двери заперты. Воровать у нее, конечно, было особо нечего. Пока квартира в Гатчине достраивалась, а кредит нужно было выплачивать с зарплаты магазинного продавца (хорошо, что процент был небольшим, Лиза успела проскочить в какую-то из программ по совету матери, работавшей в школе), денег у нее дома почти что не было. Но само присутствие рядом кого-то чужого, из местных, не очень радовало. Тем более Лиза все-таки помнила, что Карташевская – это временное явление. Скоро она переберется отсюда. И начнет уже жить у себя, в своей собственной квартире, в городе.
Конец ознакомительного фрагмента.