Красная Шапочка, черные чулочки
Шрифт:
– Ты потом сама найдешь удобные слова. Потом, когда придется. Просто запомни: выбор – всегда за женщиной. Если она ошиблась, никто, кроме нее, не виноват.
– Тили, а что с ним случилось после того, как ты попросила прощения? – веселым голосом спросила Авоська.
– Я плохо о нем подумала. Два раза. – Тили затихла, потом добавила: – Или три, не помню. И он вдруг напился как свинья и умер в одночасье.
– А наш с Авоськой дедушка? – осторожно перешла я к конкретному человеку. – Он бил
– Нет. – Тили легко рассмеялась. – Нет, что ты. Он был такой милый… Он бы и мухи не обидел, не то что я.
– Не то что ты?.. Ты била нашего папу, когда он был маленький? – ужаснулась Агелена.
– Девочки, – шепотом сказала Тили, – я говорила о мухах. Я ловила этих разносчиков заразы одним взмахом руки – на лету, а ваш дедушка, бывало, наклонится к столу и шепчет что-то, осторожно подбираясь к мухе пальцем. Ему вроде даже было стыдно за причиняемые мухе неудобства. Такой вот был тактичный…
– А по-моему, мы сбрендили, – шепотом поддержала я тему. – Авоська, успокойся. Тили ничего нам не скажет. Предположим, все ее мужья умерли не своей смертью. И что с того? Ты бы призналась своим внучкам в чем-то подобном? То-то же! – уверенно заявила я, не дожидаясь ответа.
– А может быть, я хочу сходить на могилку дедушки! – продолжает настаивать Агелена.
– Это несколько проблематично, но вполне возможно, – великодушно разрешает Тили. – Три моих законных мужа лежат рядышком.
– А как я найду эти могилы? – вредничает Агелена. – Я даже фамилии дедушки не знаю! Ты же ни разу не меняла свою фамилию! Неужели не нашлось ни одной, приятнее на слух, чем Воськина?!
Я приподнимаю голову и нахожу глазами ее запрокинутое лицо, распознав в голосе близкую истерику.
– А там нет фамилий, – говорит Тили. – Там есть только имена, но ты сразу найдешь эти могилы. На каждом камне – рыба и крест. И надписи. «Здесь лежит Николушка, первый муж Рутейлы, не разрешающий женщинам и детям смеяться в полнолуние, который слишком серьезно относился к русалкам и не пропускал ни одного хвоста». А снизу – несколько цифр.
Мы молчим, глядя в небо, подбирающееся все ближе.
– Что значит – рыба и крест? – спрашивает погрустневшая Авоська.
– Это наш символ. В пещерах каменного века изображение паука и изображение женщины было почти одинаковым. – Тили отбирает у меня руку и чертит в воздухе пальцем. Сначала – удлиненную восьмерку, потом перечеркивает ее. От ее движения, как от далекого самолетика, накрывшее нас собой вечернее небо шелестит и пенится прохладой, которую потревожила моя бабушка своим горячим пальцем.
– Про хвосты – это… – Я затрудняюсь закончить вопрос. Тили мне помогает:
– Истинная правда! Он не пропускал ни одной юбки. Ужасный бабник был.
– Представляю! – хмыкает Авоська. – А что на
– Справа от Николушки – у него желтый камень – лежит Гришаня – серый камень. Написано: «Здесь лежит Гришаня, редкий красавец и настоящий боец, хоть и дал себя покусать бешеной ласке». А слева от Николушки – красный камень. Под ним лежит Павлуша, мечтатель и разгильдяй.
– А слово «хоть» там написано? – не выдерживаю я длинную паузу.
– Там написано про тарелку супа, но на самом деле это были пельмени с бульоном. Он подавился пельменем и упал в тарелку лицом. Мы тогда как раз зарезали свинью, наделали пельменей. Но писать все в подробностях было бы слишком длинно. Поэтому надпись такая: «Здесь лежит Павлуша, третий муж Рутейлы, мечтатель и разгильдяй, но умный парень, хоть и утонул в тарелке супа».
– Стоп! – резко сажусь я. Стог угрожающе пошатнулся под нами. – Ты говорила раньше, что наш с Авоськой дедушка ухаживал за тобой и тогда, когда ты уже была замужем?!
– Да!.. – резко села Авоська. – Как это получается? Это получается!.. Это получается, – она вдруг перешла на шепот, – что твой первый муж – Николушка – не наш дедушка?!
– Конечно, – спокойно отвечает Тили. – Я не была замужем за вашим дедушкой. Мои семнадцать лет – помните?
Авоська смотрит на меня беспомощно. Я тоже ничего не понимаю и только пожимаю плечами.
– Значит, – закрыв глаза, рассуждает Авоська, – Николушка – это тот, который ударил Микария?
– И не только его, – грустно добавляет Тили.
– Тогда наш дедушка – Гришаня! Ты рассердилась на Николушку, он утонул в пруду, и ты вышла замуж за своего первого возлюбленного, от которого в семнадцать лет родила ребенка! Так?
– Неправильно. Я уже сказала, что подозревала в отцовстве Доломея сразу двух юношей. Я не могла выйти замуж за обоих. Хотя, конечно, одного из них я подозревала больше.
– В каком пруду? – заподозрила я неладное. – Не в том ли, в который я свалилась, когда приехала к тебе три года назад?
– Нет, – отмахнулась Авоська. – Есть два пруда. Помнишь, я ловила серебрянок? Так вот, их нужно было переселить в другой пруд.
– Да-а-а… – задумчиво протянула Тили. – После того как Николушка мертвый почти неделю проболтался в большом пруду, в нем сдохли все серебрянки. Пришлось много лет спустя переселять их с маленького. С тех пор я очень настороженно отношусь к трупам на моей земле.
Я задумалась, обдумывая вопрос, который мог бы объяснить хоть что-то.
– Тили, твой третий муж был отцом Тегенарии?
– Нет… – задумалась она, вспоминая. – Нет, конечно. Я не была замужем за отцом Тегенарии.
– Ага! Тогда скажи, были ли у тебя дети от двух последних законных мужей?