Красная шапочка (последняя, неизданная глава)
Шрифт:
Валери огляделась: косцов окутали облака золотистой пыли. Валери старалась как-то обойти Генри, чтобы лучше видеть работающих. Но кузнец, к сожалению, топтался рядом, закрывая от нее Питера.
Девушка почувствовала, что ее жар перетек в медь. Но когда протянула ставшую ненужной колотушку Генри, тот рассмеялся. Валери провела ладонью по лицу – на пальцах остался след. На каждой щеке чернел круг сажи.
– Ты сейчас похожа на китайскую куклу.
Валери и сама не ожидала, что ей понравится это сравнение.
Решив не пачкать носовой платок, девушка вытерла лицо рукавом. Она знала, что вода была для Генри всего
– Я и сам понимаю, это неприлично, – с робкой улыбкой сказал Генри, и Валери сообразила, что он уловил ее взгляд и угадал мысли. – Понимаю и стыжусь, но что поделать, если мне их бабушка подарила...
«И все равно это не оправдание!» – воинственно подумала Валери.
Девушка забеспокоилась: а вдруг Питер заметил, как она разговаривала с Генри? Но тот как будто вообще ничем не интересовался, он даже ни разу не поднял головы.
Кузнец пробормотал, что надо и другим дать воды, и пошел вдоль ряда. Все девушки, забывшие о работе, когда залюбовались Генри, тут же снова занялись сноповкой. Но Валери еще не раз ощутила на себе его взгляд. Молодой человек знал о ее непростом характере, знал, что иногда она не желает ни с кем общаться и уходит в себя.
По Даггорхорну бродил слух, будто бы Валери в детстве встретилась с Волком, отчего совершенно изменилась. Сама она об этом ничего не рассказывала, на расспросы не поддавалась. Однако село есть село, в нем нельзя ничего сохранить в тайне.
Да, Валери не похожа на других, но Генри и себя не считал обычным селянином. И ему казалось, что они – двое одиночек – могли бы жить вместе...
* * *
Полуденное солнце ослепительно сверкало в центре небосвода. Оно так пекло луга и поля, что от них даже пахло гарью. Прячась от жестокого жара, косцы устроились на обед в ближней рощице – как всегда, отдельно мужчины, отдельно женщины.
– Нет, ты только взгляни на меня! – Роксана покружилась на месте, и подсохшая трава посыпалась с нее, как конфетти. – Я себя чувствую настоящей коровой!
– Не поэтому ли ты вся в сене? – Роза нахмурилась, выдергивая былинки из кудрей подруги.
– Да перестань ты вилять бедрами! – буркнула Пруденс. – Или хочешь, чтобы парни считали тебя малолетней дурочкой?
Валери, наблюдая за Питером, который обменивался шутками с мужчинами, окружившими бочонок с водой, почти не слышала голосов подруг; они звучали для нее как куриное кудахтанье. Девушка долго, не торопясь вытирала руки об юбку. В очереди к воде Питер склонился над своим мешком, высматривая что-то внутри. А потом поднял голову и поймал взгляд Валери. Как быть? Сказать ему что-нибудь, рукой помахать? Но ее будто паралич разбил, она стояла и ждала, глядя Питеру в глаза. В них вдруг что-то мелькнуло... Неужели узнал наконец?
Косец, стоявший за юношей, подтолкнул его. Питер перебросил мешок через плечо и быстро зашагал мимо мужчин, забыв о воде и еде.
Одна из девушек потянула Валери за юбку, и она неохотно
На крутом берегу к нависшей над рекой ветке кто-то привязал веревку. Теперь на ней раскачивались селяне, подстрекая друг дружку окунуться в студеную воду.
– Эй, Генри, давай! – крикнул кто-то.
Генри спрыгнул с обрыва, крепко держась за веревку, и пролетел по широкой дуге. А потом, разжав пальцы, поднял тучу брызг и в несколько гребков, стуча зубами от холода, доплыл до берега. Там носилась собака, яростным лаем выражая свое недовольство. Генри прикрикнул на псину, однако та не желала замолкать или уходить, а выпускать из воды человека – и подавно. Тогда замерзший кузнец решил ее припугнуть и неловко замахнулся. Но тут наконец собаку унял ее владелец, им оказался один из нездешних косарей. К нему неторопливо подошли еще несколько мужчин; утомленные работой на жаре, они сутулились и слегка волочили ноги. И только один из спустившихся к воде гостей, темноволосый парень, стоял выпрямившись во весь свой немалый рост.
Генри узнал его мгновенно.
У кузнеца екнуло сердце. Решив, что надо уединиться и немножко подумать, он набрал полную грудь воздуха и погрузился в воду, заставил окружающий мир исчезнуть. Потом открыл глаза и увидел вокруг зеленую муть. Течение было небыстрым, и Генри позволил себе повиснуть в воде, впитывая энергию реки. Он и рад бы навсегда остаться в этом тихом мире, где нет умерших матерей. И тех, кто матерей убивает. «Вот и останусь...»
Но легкие были другого мнения. Они сначала запротестовали, потом потребовали воздуха и наконец пригрозили взорваться.
Голова Генри появилась над водой. Он моргнул, стряхивая капли с ресниц. Потом посмотрел на берег – и снова моргнул, не веря своим глазам.
Приглашенные работники ушли.
И Питер вместе с ними.
Оставшиеся парни примолкли, оробело глядя на кузнеца. Вокруг стояла тишина, только на соснах неподалеку щебетала птичка. С берега сына манил взволнованный Адриен, но Генри старательно избегал его взгляда. И вместо того чтобы выйти из воды, резко поплыл к середине реки; все его мышцы горели, словно желая лопнуть.
Генри пытался бежать от ужасных воспоминаний о том дне, когда Питер покинул село.
Но даже доплыви он до края света, все равно из памяти не стерлась бы проклятая картина – отец, сильный и мужественный человек, льет горькие слезы над женщиной, которая лежит на дороге...
* * *
При виде насмерть перепуганного Генри Лазара Питера охватила тошнота. Совсем как в тот далекий-предалекий день. Он должен был уйти, не дожидаясь, когда Генри вынырнет. У Питера и причина нашлась – он сказал своим, что пора к ночлегу готовиться, палатку ставить.
И зачем только он вернулся в это село, где случилась ужасная беда? Много лет держался в стороне, и вот...
Питер яростно бил по колу, загоняя его в землю, и немудреная эта работа помогала разобраться в мыслях. «Меня ведь всегда влекло в Даггорхорн, – напомнил он себе. – Но прийти я не решался. Не мог преодолеть страх...»
Он слишком любил ее. Любил такой, какой она осталась в воспоминаниях. Конечно, они тогда были детьми. Наверняка Валери уже совсем другая. Так что лучше оставить ее в покое. Просто хранить память о ней, как красивый гладкий камешек.