Красная тетрадь
Шрифт:
Я впервые осознал, что где-то в мире, большом и прекрасном, есть дыра, прореха, куда все утекает в конце концов и исчезает бесследно.
Запись 123: Попробуй сюда что-нибудь написать
Я! Я! Я! Это я виноват, что он утонул! Это я должен был тонуть! Я его утопил! Я случайно его утопил!
Это все я! Я сказал: ты что, боишься? Я, блядь, сказал, что сам ничего не боюсь. Мне было совсем нестрашно!
А Володя говорил: пойдем на берег, Макся будет
Я смеялся и наглотался воды, тупой идиот, ненавижу, блядь, ненавижу.
Это меня он хотел спасти.
Это я должен был так глупо умереть.
Я должен быть мертвым! Мертвым! Мертвым!
Я должен был там умереть, а он должен жить, потому что он во всем лучше меня.
Я его больше никогда не увижу!
Я его не увижу, потому что я его утопил!
Но я не хотел! Я не хочу! Не хочу, чтобы он умер! Это же мой брат! И на самом деле так быть не может.
Не мог же я его утопить в самом деле.
Но я его утопил.
Я утопил своего брата, и он умер.
Я не увижу его больше никогда.
Мне больно! Больно! Больно! Больно!
Запись 124: Товарищ Шиманов и тетя Лена
Я уже говорил, сегодня родители Бори и Володи приехали.
Товарищ Шиманов сначала ударил Борю по лицу.
– Подождите! – крикнул я.
– Идиот, – сказал товарищ Шиманов и ударил Борю еще раз.
Боря стоял и облизывал кровь из разбитой губы. А потом товарищ Шиманов прижал его к себе и крепко обнял.
Я не знал, что и думать. Люди часто ведут себя странно, когда у них случается горе.
Тетя Лена стояла чуть поодаль, она была очень красивой: в ярком платье, накрашенная, но при этом ее лицо вообще ничего не выражало, словно на самом деле она спала.
– Так, – сказала она. – Мы с Сашей подумали.
– Да, – сказал товарищ Шиманов, он резко оттолкнул Борю, невероятно быстро схватил Максима Сергеевича за воротник, притянул к себе так, что ткань треснула.
– В общем так, – сказал товарищ Шиманов. – Пусть еще в морге полежит. Может, оживет?
Какая беспомощная фраза в обычной жизни. Но здесь, сейчас – она имела смысл. Метаморфозы Володи уже начались, кто знает, как далеко они могли зайти.
– Но врачи констатировали…
– Да мне «поебать», что они там констатировали, – сказал товарищ Шиманов. – Пусть полежит еще.
А Эдуард Андреевич с ним неожиданно согласился.
– Да, – сказал он. – Случай неоднозначный. Нужно быть уверенными до конца. Пусть полежит еще.
– Его не вскрывали? – спросил товарищ Шиманов.
– Пока нет.
– Пусть не вскрывают, – сказала тетя Лена. – А то вдруг они его так убьют.
Боря весь дрожал, Андрюша гладил его по плечу.
– Что тут ошиваетесь? – сказал товарищ Шиманов. – Вон пошли!
Я сразу понял, что товарищ Шиманов будет говорить с
Я осуждаю Максима Сергеевича за халатность, несомненно преступную, но, кроме того, мне его жаль.
Жалость эта до некоторой степени иррациональна, ведь по сути его бездействие можно назвать саботажем. Я уверен, что там, наверху, разберутся. Но я не хочу, чтобы разбирались.
Зато после того, как товарищ Шиманов сказал, что не будет забирать Володю, мне стало легче.
Разве не может он ожить?
Ведь может.
Это теоретически возможно.
Вот что значит: до последнего не терять надежду!
Запись 125: Невыносимо
Очень хочется увидеть Володю. Его кровать заправлена. Это он сам ее заправлял, с тех пор никто не трогал.
Володина кровать заправлена им самим, а он сам лежит в морге.
Как, должно быть, будет ему холодно и страшно на этой жесткой металлической полке, когда он проснется.
Запись 126: В морге
Сегодня ночью мы ходили к Володе, так получилось.
Я бы никогда не совершил незаконное проникновение в морг, однако оставлять товарища в беде – тоже не в моих правилах.
Пришлось выбирать.
Я проснулся посреди ночи от шума, Боря куда-то собирался.
Я спросил:
– Куда ты?
Боря сказал:
– К Володе.
– А, – сказал я, перевернулся на другой бок и приготовился спать, а потом вдруг вспомнил все, мне стало больно, я мгновенно проснулся.
– Куда?
– А где он, по-твоему? Не помнишь?
Голос Бори ничего не выражал, казался пустым, незнакомым.
Я сказал:
– Ты что, идешь в морг?
– Ну.
– Подожди!
– Нет.
– Я с тобой!
– Ладно.
Я разбудил Андрюшу.
– Боря идет к Володе.
– В морг? – спросил Андрюша. Он вовсе не выглядел так, будто спал.
– Да.
– Нельзя его туда одного отпускать.
– Я тоже так думаю.
Вот почему мы отправились втроем.
Выйти из корпуса оказалось очень легко: Максима Сергеевича вызвал к себе Эдуард Андреевич для связи с Космосом.
Я спросил у Бори:
– А ты знаешь, где…
– Через дорогу. Здание тоже принадлежит санаторию. Но оно через дорогу.
Мне показалось, что он заплачет. Я уже плакал из-за Володи.
Ночной город был освещен хорошо, ночью вовсе и не страшно одним. Правда, когда мы переходили через дорогу, Боря даже не смотрел по сторонам. Он просто шел навстречу машине, я успел отдернуть его в последний момент, и красный «москвич» с ревом пронесся мимо нас. Боря даже не вздрогнул.