Красная угроза
Шрифт:
– Интересно… – протянул Сантьяга. – Но в принципе это объясняет проигрыш Барраги: его атаковали неизвестным заклинанием…
– Баррага какое-то время разговаривал с убийцей, – снова подал голос Доминга.
– Как долго?
– Достаточно для серьёзных переговоров.
– Возможно, убийца просил мастера не защищать чела, – предположил Ортега.
Комиссар кивнул, показав, что услышал мнение помощника и согласен с ним, и вновь обратился к шасу:
– Тамир, в лаборатории было несколько големов.
– Четверо принимали участие в сражении и были уничтожены.
– Бой происходил в гостиной?
– Да.
Сантьяга прикрыл глаза, вспоминая комнату, в которой он частенько беседовал с Баррагой за бокалом коньяка, после чего произнёс:
– Там
– Что? – переспросил Тамир.
– Пять големов, – спокойно повторил комиссар. – Четыре защитника и мститель.
– Я вижу следы четырёх, – после короткой паузы ответил шас. – Лунатик, Тур и Гончая убиты в бою, а Кусто сгорел в цистерне.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– В таком случае, Тамир, вы должны его найти.
– Убийцу?
– Тамир, убийцу мы будем искать вместе, – улыбнулся Сантьяга. – Найдите мстителя, который отправился за преступником.
Парящая над городом птица ничем не отличалась от самого обыкновенного ястреба. Внешне. Размер, оперение, повадки – мститель идеально копировал настоящего хищника, но внутри ничем его не напоминал. Внутреннее устройство голема было оптимизировано под две основные задачи: найти и отомстить. Для этого Баррага снабдил птицу большим запасом автономного хода – ястреб мог находиться в воздухе трое суток, и приготовил дополнительный, очень неприятный сюрприз, гарантирующий, что убийца не сможет уйти.
Ястреб должен был напасть сразу, как только перестало биться сердце мастера големов, но помешали сковавшие особняк заклинания, и потому началась охота. Не преследование, а именно охота: ведь сначала требовалось отыскать убийцу, а к этому птица была менее приспособлена, чем к мщению. Однако подобное обстоятельство ничего не меняло: ястреб не умел анализировать, размышлять, сомневаться и уж тем более – падать духом. Его предназначение заключалось в том, чтобы догнать и убить, а поскольку убегающего преступника поблизости не обнаружилось, ястреб принялся описывать долгие круги над городом, зорко высматривая цель. Он не заглядывал сквозь стены, плохо видел в темноте, зато обладал колоссальным запасом терпения и не знал, что такое усталость.
Он был полон решимости ждать столько, сколько понадобится.
– Птиций, дружище, откуда в моем шоу взяться нарушению режима секретности? – вальяжно поинтересовался Жуций, с наслаждением любуясь переливающимися на солнце перстнями. Как принято у любого уважающего себя к'oнца, перстней у Жуция было не меньше семи… в смысле – ровно семь. На левой руке. И восемь на правой. А ещё две золотые цепи на шее, сопровождающие передвижения хозяина приятным перезвоном, по три золотых браслета на каждой руке и серьга с крупной жемчужиной в левом ухе. Ну и часы, разумеется, стоимостью с небольшой коттедж. – Понимаю: на тебя давят бюрократихи Зелёного Дома, но поверь – я всё предусмотрел. Половина челов считает, что «Отверженные» – постановочная съёмка в студии, другой половине абсолютно до лампочки, откуда взялись эти забавные зверушки, почему они так выглядят и так говорят… Да, под зверушками я имею в виду Красных Шапок… Нет, они не знают, что я их так называю. – Жуций чуть повысил голос, очевидно перебивая разговорившегося собеседника. – Птиций, ты, как маленький: при нынешнем количестве фейковых новостей, я могу даже роды дракона показать в прямом эфире, и никто меня не поймает, поскольку все решат, что мы нашли деньги на толковые спецэффекты… – В следующее мгновение Жуций замолчал, внимательно слушая старого приятеля, затем пообещал: – Я понял, дружище, увлекаться не буду.
После чего убрал трубку и оглядел съёмочную площадку, ну, то есть двор
Двор самой дикой семьи Тайного Города идеально подходил для шоу «Отверженные», поскольку одним своим видом навевал тоску и уныние. В его центре гордо высилась мусорная куча – совершенно необходимый для существования и самоидентификации дикарей источник мух, крыс и жуткой вони – от неё Жуций спасался вставленными в ноздри патентованными магическими фильтрами «Черемуха 19», превращавшими миазмы Красных Шапок в лёгкий цветочный аромат. За мусорной кучей, с противоположной от ворот стороны, свисал со стены башни парадный портрет великого фюрера Кувалды, грязноватый, но нарисованный с большим чувством, то есть с использованием аляповатых, запредельно ярких красок, а правее портрета виднелись грузовые ворота в подвал, над которыми весёленьким пятном сверкала вывеска «ЭлектроБарыга». У ворот толклась очередь: дикари несли «ЭлектроБарыге» краденое и награбленное, однако количество «бизнесменов» не шло ни в какое сравнение с теми, кто окружил съёмочную площадку. В левом от парадного портрета крыле находилось «Средство от перхоти» – семейный кабак Красных Шапок, ещё один, а точнее, главный источник самоидентификации дикарей, поскольку без виски их мозги просто-напросто не работали, а между кабаком и портретом размещалась государственная виселица, временно не использующаяся по прямому назначению, поскольку превратилась в центральную зону съёмочной площадки.
На эшафоте кружком расставили стулья, и сидящая напротив камеры Сопля с увлечением предавалась исследованию личных проблем двух молодых Шапок.
– Итак, Штанина, почему ты решила бросить Асфальта?
– Потому что он импотент! – заржали в толпе.
Однако желаемой цели – вывести из себя участника шоу, – зрители не достигли и съёмке не помешали, поскольку опытный Жуций вставил актёрам скрытые наушники, а в районе губ закрепил чувствительные микрофоны. В результате участники шоу обидных возгласов не слышали, а выкрики зрителей аппаратура не улавливала.
– Вы были такой чудесной парой, – продолжила Сопля. – Вас все обожали.
– И все нам завидовали, – не удержалась Штанина.
– Счастливой любви всегда завидуют.
– Они такие злые, – вздохнула Бомбочка.
– Верно. – Сопля посмотрела на самца: – А ты чего скажешь?
Вместо ответа боец Асфальт тяжело вздохнул. С одной стороны, ему нравилось появляться в телевизоре: за это и деньги платили, и девчонки липли. С другой – дружки, в телевизор не попавшие, над Асфальтом посмеивались и даже иногда так обидно его обзывали, что липнущие девчонки сматывались и смысл появления в телевизоре терялся. Тем не менее Асфальт держался и честно исполнял распоряжения продюсера, то есть делал вид, что ему нравится обжиматься с противной задавакой.
А вот Штанина Гнилич не страдала, ей всё нравилось: и в телевизоре появляться, и гадости другим участникам шоу говорить, и ругаться так, что публика начинала одобрительно свистеть. Штанина мечтала спихнуть Соплю и самой занять место ведущей и злилась оттого, что Жуций не обращает на её прелести никакого внимания: всем ведь было понятно, почему именно Сопле досталась крутая роль.
Эти обстоятельства заставляли Штанину держаться томно и периодически бросать на Жуция призывные взгляды, от которых конца шумно пучило. Но при этом свою роль девица знала назубок.
– А почему я не должна его бросить? – затараторила она, услышав «подводку» Сопли. – Что он ваще может, кроме как попусту обещать? Шубу обещал? Обещал. И где она?
– На меня гринписы напали! – взвился Асфальт. – Я витрину разбил, шубу хвать, а они напали. Не смей, кричат, зверей носить! И в клочья.
– Тебя? – ахнула Сопля.
– Шубу.
– Лучше бы тебя, – ядовито добавила Штанина. – Кто ещё говорил: королевой тебя сделаю, бриллиантами завалю, остальные, мол, от зависти удавятся, а сам подарил одно кольцо с непонятным камнем, который я даже проверить не успела, его сразу стырили…