Красное колесо. Узел 2. Октябрь Шестнадцатого. Книга 1

Солженицын Александр Исаевич

Как бы ни замерли, что б ни подумали – но уверенность учителя против класса: даже если весь класс не согласен – прав учитель, всё равно. И – ещё гортанней, и ещё нетерпеливей и нервней:

– Вопрос о расколе – основной вопрос! Всякая уступчивость в нём – преступление! Все, кто в нём колеблются, – враги пролетариата! Истинные революционеры – никогда не боятся раскола!

(Раскалываться – всегда! Раскалываться – на всех этапах движения! Раскалываться до тех пор, пока станешь хоть в самой малой кучке – но Центральным

Комитетом! И пусть в ней останутся самые средние, даже самые ничтожные люди, но – единопослушные, и можно достичь – всего!!)

– В международном масштабе – раскол вполне созрел! Уже есть превосходные сведения о расколе среди немецких социалистов. И пришла пора – рвать с каутскианцами своей страны и всех стран! Рвать со Вторым Интернационалом – и строить Третий!

(Это всё проверено – ещё на заре века. Так прорезал и убил экономистов лучом Что-Делать, замыслом конспиративной профессиональной кучки. Так стряхнул раскачкой Шаг-Два-Шага хлипкий, липкий мешок меньшевизма. Не власть нужна ему, но не может он не управлять, когда все другие управляют так безпомощно. Не может он дать искиснуть, изгнить – несравненным способностям руководства.)

И это всё – как тут родилось, вот сейчас за столом, как откровение единомгновенное и покоряющее: раскол своей партии – и через то победа революции!!

И замер Нобс – от сладкого страха, не мурлыкнув. Если раскол – то он лидер отколовшихся?.. Отвергнешь – тоже потеряешь? Быть может – и лучшее место здесь, за краешком этого стола?

И лапа Платтена замерла в охвате пивной кружки. О, сколько же тяжёлого ещё будет на пути социалиста!

И Мимиола победил сжимающий воротник, вырос, вырос из него. Но хмурясь.

И – просветлённо и удивлённо полуулыбался Вилли. Он – готов. И он – поведёт молодёжь. Он – всё повторит это им с трибуны.

И – лбом котловым, когда стенка пробита, доталкивая, доталкивая:

– В моей книге «Империализм» окончательно доказано, что во всех индустриальных странах Европы неизбежна скорая революция!

Там – ещё двое, они верить хотят, но – как это? Живя в своей обычной комнате, вот выйти утром между знакомыми зданиями – и делать революцию? – как?.. Кто бы показал? Ведь никогда не видано.

– Но в Швейцарии…

– А что – в Швейцарии? Прекрасная стачка в Цюрихе в Девятьсот Двенадцатом! А – этим летом? Прекрасная демонстрация Вилли на Банхофштрассе! крещение кровью!

Да, это гордость Вилли:

– И сколько раненых!

Не так даже первого августа, как третьего, в защиту павших.

Мнутся:

– Но всё-таки… в Швейцарии?..

Ему – как не поверить? Он с каждым молодым – как с равным себе, во всю серьёзность, не как отмахиваются от незрелых едва поднявшиеся вожди, но на каждого сил не жалея, собеседуя, донимая, донимая вопросами до петли…

– Но всё-таки – в Швейцарии…

Радек за это время, что разъясняли тут, из своих набитых карманов две газеты прочёл, одну книгу перелистал, а они всё не поняли?

Тычет им черенком трубки:

– Да

собственный ваш прошлогодний партсъезд… Резолюцию ж приняли, о революционных массовых действиях! Ну! И – что?

И – что?.. Мало что приняли. Принять нетрудно.

– Потом и Кинталь!

Их – пятеро здесь, кто были в Кинтале, – уже и Нобс и Мюнценберг, пятеро здесь, а там их было – двенадцать, из сорока пяти. И снова грозили взрывать, уходить, покидали зал и возвращались. И большинство поддавалось меньшинству, и сдвигали, сдвигали резолюцию всё левей, всё левей: только завоевание политической власти пролетариатом обезпечивает мир!

Всё – так, но мало что в резолюциях…

– А у нас в Швейцарии…

Да какое ж терпение не взорвётся с этими лбами корявыми! И в новом взрыве непостижимого откровения – сухим полётом, сиплым шелестом прорвавшегося голоса:

– Да знаете вы, что Швейцария – революционнейшая страна в мире??!

Как – ссунуло всех со скамей, со стола, вместе с кружками, тарелками, вилками, и фонарик на столбе качнулся от ветра голоса, и Нобс подхватил мундштук рукой, выранивая…

???????????????……………

(А он – видел! Он видел в Цюрихе – вот, близкобудущие баррикады – пусть не на банковской Банхофштрассе, но – к рабочему району, у Народного дома на Хельвециа-плац!)

И – выплеском взгляда разящего из монгольских глаз, и голосом, лишённым сочной глубины, зато режущим, ближе к сабле калмыцкой (только выщербинки на «р»):

– Потому что Швейцария – единственная в мире страна, где солдатам отдаётся на дом, на руки – и оружие! и амуниция!

И?..

– А что такое революция – вы знаете? Революция это: захватить банки! вокзал! почту-телеграф! и крупные предприятия! И – всё, революция победила! И что же для этого нужно? Только оружие! И оружие, вот, – есть!

Что только слышал Фриц Платтен от этого человека, своего рока и судьбы своей! – леденило кровь иногда…

А Ленин не убеждал уже, он требовал резко – у ослушников, у растяп неспособных:

– И чего же вы ждёте? Чего не хватает вам? Всенародного военного обучения? Так пришло время и потребовать! Для этого…

Импровизировал. Соображал между фразами, разглядывал между мыслями, а голос не прерывался:

– Офицеры – выборные народом. Любые… сто человек могут потребовать военного обучения! С оплатой инструкторов за казённый счёт. Именно при гражданских свободах Швейцарии, её эффективном демократизме – колоссально облегчается революция!

Он налегал на стол, он был как косо-крылатый, и, взлетев отсюда, из зальчика ресторана Штюссихоф, – вот взмоет сейчас над площадью пятиугольной, замкнутой, средневековой, сама-то величиною с хороший зал, пронесётся над фигурой комичного фонтанного воина с флагом, завьётся спиралью мимо нависающих балконных выступов, фрески двух сапожников, выстукивающих на своих табуретках на уровне третьего этажа, гербов на фронтонах у пятого, – и над черепичными крышами старого Цюриха, над нагорными пансионами, разукрашенными шале республики лакеев: