Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 2
Шрифт:
Это: ночью сожгли делопроизводство мирового судьи.
На узкой улице – разбитый автомобиль. Колёса его искорёжены, стёкла прямоугольной кареты разбиты. Любопытные стоят, подолгу смотрят.
Матросы провели арестованного городового. Девочка у подъезда, стоящая вместо швейцара, сказала:
– Ой, как я не люблю фараонов!
На
Кто бы ни просил – получает плакат: «Этот дом находится под охраной милиции». И многие дома украсились им.
Но это мало кого останавливает. По всему городу вооружённые солдаты продолжают обыскивать и грабить частные квартиры. И учреждения тоже.
Ликующая толпа! Необузданная радость: если так легко пал несокрушимый строй, то как же дальше пойдёт легко и счастливо! Долой старых безумных бессловесных правителей, да заменят их люди энергичные, мудрые, честные! Общее восторженное состояние, все беспричинно надеются только на одно хорошее. Валят по мостовым, а из окон им машут платками.
З. Гиппиус: ангелы поют на небесах.
П. Врангель: дикое веселье рабов, утративших страх.
На Сампсоньевском проспекте, против фабрики Ландрина, выстроены две роты инженерных войск, уже немолодые солдаты. Подошёл командир части и несколько офицеров:
– Поздравляю вас, братцы, с великим счастьем! Ненавистное всем правительство свергнуто. Образован для власти Временный Комитет во главе с уважаемым всеми Председателем Думы Родзянкой. Теперь нам осталось достойно победить врага внешнего. Новое правительство просит вас по-прежнему подчиняться господам офицерам. Прошу по местам в казармы.
Ответили солдаты: «Рады стараться!»
Но рядом из зевак вылез юркий шпень с дураковатым лицом (большевик Каюров). Втесался звонко:
– А позвольте мне слово, господин командир!
Тот не ожидал, смутился. Разрешил.
Каюров шагнул вперёд петушком да уверенно (уже весь Московский батальон обработали):
– Товарищи солдаты! Вы слышали? вернуться в казармы и опять подчиняться офицерам? Ждать указаний от помещика Родзянки? Товарищи! Да разве лилась в Петрограде кровь три дня для этого? Да разве для этого гибли тысячи пролетарских борцов? Нет! Пролетариат Петрограда не пойдёт на заводы, пока не отвоюет у помещиков землю. Товарищи офицеры! Присоединяйтесь и вы к нам, если желаете счастья народу! Нет, молчат, видите. Значит, у них другая цель. Так я предлагаю, товарищи, их арестовать и избрать вам новый командный состав!…
Торговец умоляет:
– Господа граждане! Хоть вы и граждане, да что ж это такое? Порядок надо соблюдать!
В некоторых лавках кучки горластых, угрожая, вынуждают торговцев продавать по немыслимо низким ценам.
Любого трубочиста могут заподозрить на улице, что он – переодетый городовой. Одного бритого задержали, он
– А какого завода?… А ну, скажи, кто у вас там управляющий? А кто старший мастер?
Сказал. Но ещё не отпускали.
По Невскому – с какими широкими жестами радости самая состоятельная публика, и чиновники, и дамы – читают «Известия Совета Рабочих Депутатов» и «Известия» петроградских журналистов, – и обсуждают, ликуют.
Длинный хвост всех званий за свежей газетой.
В «Известиях СРД» в части тиража кто-то, видимо опасаясь выдать военную тайну, из сообщения о кровавой революции изъял слово Кронштадт. А кто-то в пустое место набрал – Берлин. (Получилось: в Берлине – революция, убит адмирал Вирен).
И понёсся по городу упоительный взмывающий слух: в Берлине – тоже революция!! Везде революция!!! Конец войне!!! Гремят сияющие небеса.
А навстречу – другой слух: наследник Алексей умер от скарлатины!
По Шпалерной – очереди частей, пришедших приветствовать Думу. Солдаты в ожидании рассыпались из строя, составили ружья в козлы.
Перед самим дворцом – давка как в церкви, во время большого праздника. Все беснуются – попасть бы внутрь, посмотреть. А на крыльце требуют пропуска.
В Таврический кто только не добивается! Мать хочет найти так своих детей. Делегат тюремного надзора сгоревшего Литовского замка пришёл со списком своих надзирателей, легализировать их проживание. Кто-то просит поставить охрану к его ценной коллекции. Пришёл извозчик: лошадь угнали. Пришёл солдат: куда отвести лошадь, пойманную на улице? Пришёл лакей, прося разрешения гулять с барскими собаками в саду Таврического дворца. (Отказано: это было бы бестактно в дни Великой Революции!)
Господин пришёл, жалуется: вломились в квартиру солдаты якобы с поиском оружия, вот тут рядом, Шпалерная 44, а в квартире одна больная женщина. Украли массивные золотые часы, серебряные ложки. Его поправляют: это – хулиганы, одетые в солдатскую форму, революционные солдаты не могут воровать.
Начальник Генерального штаба генерал Занкевич вчера и сегодня всё сидел у себя в Главном Штабе. Ждал подхода войск Иванова, не идут. Сегодня с верхушкой своего штаба пришёл представиться в Таврический. Посидели в Военной комиссии, поговорили, пошутили.
А адмирала Коврина в Главном морском штабе в Адмиралтействе матросы сочли немцем и хотели убить. Он упросил караульного начальника арестовать его и отправить в Думу. Тут получил пропуск на выезд из Петрограда.
Кое-где солдаты прогуливаются по городу строем, с музыкой, добродушно улыбаются. Несут плакат: «Привет товарищам в окопах». После трёх дней революции кто подисциплинированней – вернулись в казармы. А по улицам шатаются самые сбитые с толку, распущенные, озлобленные. И спросить с них удостоверения нельзя – уличная толпа везде за них. И уже кричат: «Что смотришь? Коли его!»